которому шла теперь в Адриатику гондола Якопо. Море было спокойно, с берега дул легкий бриз; словом, все бла¬ гоприятствовало беглянкам. Облокотившись о мачту, дон¬ на Виолетта и гувернантка нетерпеливым взглядом про¬ вожали удалявшиеся дворцы и полночную красоту Вене¬ ции. Время от времени с каналов доносилась музыка, на¬ вевая на донну Виолетту грусть; с беспокойством думала она, как бы эти звуки не оказались последними звуками, которые ей пришлось услышать в ее родном городе. Но счастье переполнило сердце донны Виолетты, изгнав из него все тревоги и волнения, когда на палубу с подошед¬ шей гондолы поднялся сам дон Камилло и заключил в объятия свою молодую супругу. Стефано Милано оказалось нетрудно уговорить на¬ всегда оставить службу сенату и перейти к своему синь¬ ору. Выслушав обещания и приказ герцога, хозяин фе- лукки быстро согласился, и все решили, что терять время нельзя. Поставив паруса по ветру, фелукка стала стреми¬ тельно удаляться от берега. Гондола Якопо шла некото¬ рое время на буксире в ожидании своего хозяина. — Вам надо отправиться в Анкону, синьор герцог, — говорил Якопо, прислонившись к борту фелукки и все еще не решаясь отплыть. — Там вы немедля обратитесь за по¬ кровительством к кардиналу-секретарю. Если Стефано пойдет открытым морем, вы можете повстречать галеры республики. — Не тревожься за нас, милый мой Якопо. Но вот что будет с тобой, если ты останешься в руках сената? — Не думайте обо мне, синьор. У всякого своя судьба. Я говорил вам, что не могу сейчас покинуть Венецию. Если счастье мне улыбнется, может быть, я еще увижу ваш неприступный замок святой Агаты. — И никто не будет встречен там с большим раду¬ шием, чем ты. Я так беспокоюсь за тебя, Якопо! — Не думайте об этом, синьор. Я привык к опасности, к горю... и к отчаянию... Сегодня я был так счастлив, видя радость двух юных сердец, как давно не бывал. Да хра¬ нит вас бог, синьора, и оградит от всех несчастий! Якопо поцеловал руку донны Виолетты, которая, не зная еще всех оказанных им услуг, слушала его с боль¬ шим удивлением. — Дон Камилло Монфорте, — продолжал Якопо, « не верьте Венеции до конца своих дней! Пусть все посулы 323

сената увеличить ваше богатство, окружить славой ваше имя никогда не соблазнят вас. Бойтесь снова очутиться во власти этих людей. Никто лучше меня не знает лжи¬ вость и вероломство венецианских правителей, и поэтому последнее мое слово к вам — будьте осторожны! — Ты говоришь так, достойный Якопо, будто нам не суждено более увидеться. Браво отвернулся, и луна осветила его грустную улыбку, в которой радость за влюбленных смешалась со страхом перед будущим. — Можно быть уверенным только в своем про¬ шлом, — сказал он негромко. Коснувшись руки дона Камилло, Якопо в знак глубо¬ кого к нему почтения поцеловал свою и поспешно скольз¬ нул в гондолу. Канат был отвязан, и фелукка двинулась вперед, оставив этого необыкновенного человека одного среди моря. Дон Камилло бросился на корму, чтобы в по¬ следний раз взглянуть на Якопо, медленно плывшего к городу, где процветало насилие и обман и который герцог святой Агаты покидал с такой радостью. Глава XXVI Я сгорблен, лоб наморщен мой; Но не труды, не хлад, не зной — Тюрьма разрушила меня. Лишенный сладостного дня, Дыша без воздуха, в цепях, Я медленно дряхлел и чах. Байрон, «Шильонскии узник» На рассвете следующего дня площадь Святого Марка была еще пустынна. Священники по-прежнему пели псал¬ мы над телом старого Антонио; но несколько рыбаков все еще медлили у собора и внутри него, не до конца поверив версии властей о том, при каких обстоятельствах погиб нх товарищ. Впрочем, в городе в этот час, как обычно, было тихо; кратковременные волнения, поднявшиеся было на каналах во время мятежа рыбаков, сменились тем осо¬ бым подозрительным спокойствием, что является неиз¬ 324

бежным порождением системы, не основанной на под* дефжке и одобрении народа. В тот день Якопо снова был во Дворце Дожей. Когда в сопровождении Джельсомины он пробирался по бесчи¬ сленным переходам здания, браво со всеми подробностя¬ ми рассказал своей внимательной спутнице о бегстве влюбленных, благоразумно умолчав лишь о замысле Джа¬ комо Градениго убить дона Камилло. Преданная Джель- сомина слушала его затаив дыхание, и только порозовев¬ шие щеки и выразительные глаза девушки говорили о том, как близко к сердцу принимала она все их пережи¬ вания. — И ты думаешь, что им удастся скрыться от вла¬ стей? — проговорила Джельсомина чуть слышно, ибо вряд ли кто-нибудь в Венеции решился бы задать этот вопрос вслух. — Ты же знаешь, сторожевые галеры по¬ стоянно в море! — Мы об этом подумали и решили, что «Прекрасная соррентинка» возьмет курс на Анкону. Как только они окажутся во владениях римской церкви, связи дона Ка¬ милло и права его благородной супруги оградят их от преследований... Скажи, можно ли отсюда взглянуть на море? Джельсомина провела Якопо в пустую комнату под самой крышей, откуда открывался вид на порт, наЛидо и на безбрежные просторы Адриатики. Сильный бриз, проносясь над крышами города, раскачивал в порту мач¬ ты и затихал в лагунах, где уже не было судов. Потому, как надувались паруса и с каким усилием гондольеры гребли к набережной, было видно, что дует крепкий ве¬ тер. За Лидо он был порывист, а вдали, на беспокойном море, поднимал пенные гребни волн. — Ну вот, все хорошо! — воскликнул Якопо, окинув даль внимательным взглядом. — Они успели уйти дале¬ ко от берега и при таком ветре скоро достигнут своей гаванй. А теперь, Джельсомина, пойдем к моему отцу. Джельсомина улыбалась, когда Якопо уверял ее, что влюбленные теперь в безопасности, но, услыхав его просьбу, девушка помрачнела. Она молча пошла вперед, и через короткое время оба стояли у ложа старика. За¬ ключенный, казалось, не заметил их появления, п Якопо вынужден был окликнуть его. 325

— Отец, — сказал он с той особенной грустью в го¬ лосе, которая всегда появлялась у него в разговоре со стариком, — я пришел. Заключенный обернулся и, хотя он, очевидно, страш¬ но ослабел со времени последней встречи с сыном, на его изможденном лице появилась едва заметная улыбка. — Ну что, сынок, как мать? — спросил он с такой тревогой, что Джельсомина поспешно отвернулась, — Она счастлива, отец, счастлива.., — Счастлива без меня? — В мыслях она всегда с тобой, отец« — А как твоя сестра? — Тоже счастлива. Не беспокойся, отец! Они обе смиренно и терпеливо ждут тебя« — А сенат? — По-прежнему бездушен, лжив и жесток, — сурово ответил Якопо и отвернулся, обрушивая в душе прокля¬ тия на головы власть имущих. — Благородных синьоров обманули, донеся им, что я покушался на их доходы, — смиренно сказал старик.
– * Придет время, и они поймут и признают это. Якопо ничего не ответил; неграмотный и лишенный необходимых знаний, которые даются людям правитель¬ ствами, отечески заботящимися о своих подданных, но обладая от природы ясным умом, он понимал, что си¬ стема правления, провозглашающая основой своей некие особые качества привилегированного меньшинства, низа что не допустит сомнения в законности своих поступ¬ ков, признав, что и она способна ошибаться. — Ты несправедлив к сенаторам, сынок. Это блапь родные патриции, и у них нет оснований зря наказывать таких людей, как я. — Никаких оснований, отец, кроме необходимости поддерживать жестокость законов, по которым они ста¬ новятся сенаторами, а ты — заключенным! — Ты неправ, сынок, я знал среди них и достойных людей! Например, последний синьор Тьеполо: он сделал мне много добра, когда я был молод. Если бы не это лож¬ ное обвинение, я был бы сейчас первым среди рыбаков Венеции. — Отец, помолимся вместе о душе синьора Тьеполо, — Разве он умер? 326

— Так гласит роскошный памятник в церкви Реден- торе. — Все мы когда-нибудь умрем, — перекрестившись, прошептал старик, — и дож, и патриций, и гондольер, Яко... — Отец! — поспешно воскликнул браво, чтобы не дать старику договорить это слово, и, наклонившись к нему, шепнул: — Ты ведь знаешь, есть причины, по ко¬ торым мое имя не следует произносить вслух. Я тебе не раз говорил: если ты станешь меня называть так, мне не позволят приходить к тебе. Старик казался озадаченным: разум его так ослабел, что он многое перестал понимать. Он долго смотрел на сына, затем перевел взгляд на стену и вдруг улыбнулся, как ребенок: — Посмотри, сынок, не приполз ли паук? Из груди Якопо вырвался стон, но он поднялся, что¬ бы исполнить просьбу отца. — Я не вижу его, отец. Вот подожди, скоро будет тепло... — Какого еще тепла?! Мои вены вот-вот лопнут от жары! Ты забываешь, что здесь чердак, что крыша тут свинцовая, а солнце... Ох, это солнце! Благородные сена¬ торы и не знают, какое мучение сидеть зимой в подзе¬ мелье, а жарким летом — под раскаленной крышей. — Они думают только о своей власти, — пробормо¬ тал Якопо. — Власть, которую обрели нечестным путем, может держаться лишь на безжалостной несправедли¬ вости! Но к чему нам говорить с тобой об этом, отец! Скажи лучше: чего тебе недостает? — Воздуха... сынок, воздуха! Дай мне подышать воз¬ духом, ведь бог создал его для всех, даже самых не¬ счастных. Якопо бросился к стене этого древнего, оскверненного столькими жестокостями здания, в которой виднелись трещины — он уже не раз пытался их расширить, — и, напрягая все силы, старался хоть немного увеличить их. Но, несмотря на отчаянные усилия браво, стена не под¬ давалась, и лишь на пальцах его выступила кровь. Дверь, Джельсомина! Распахни дверь! «крикнул он, изнемогая от бессмысленной борьбы. — Нет, сынок, сейчас я не страдаю. Вот когда тебя нет рядом и я остаюсь один со своими мыслями, когда 327

вижу твою плачущую мать и брошенную сестренку, то¬ гда мне нечем дышать!.. Скажи, ведь теперь уже август? — Еще июнь не наступил, отец. — Значит, будет еще жарче? Святая мадонна, дай мне силы вынести ^се это! Безумный взгляд Якопо был еще более страшен, чем затуманенный взор старика. Грудь его вздымалась, ку¬ лаки были сжаты. — Нет, отец, — сказал он тихо, но с непоколебимой решительностью, — ты не будешь больше так страдать. Вставай и идем со мной. Двери открыты, все ходы ивы- ходы во дворце я знаю как свои пять пальцев, да и клю¬ чи в наших руках. Я сумею спрятать тебя до наступле¬ ния темноты, и мы навеки покинем эту проклятую рес¬ публику! Луч надежды блеснул в глазах старого узника, когда оп слушал эти безумные слова сына, но сомнение и не¬ уверенность тут же погасили его. — Ты, сын мой, забыл о тех, кто стоит над нами. И потом, эта девушка... Как ты сможешь обмануть ее? — Она займет твое место... Она сочувствует нам и охотно позволит себя связать, чтобы обмануть стражей. Я ведь не зря надеюсь на тебя, милая Джельсомина? Испуганная девушка, которая никогда прежде не ви¬ дела проявления такого отчаяния со стороны Якопо, опу¬ стилась на скамью, не в силах выговорить ни слова. Старик смотрел то на нее, то на сына; он попытался при¬ подняться с постели, но от слабости тут же упал назад, н только тогда Якопо понял, что мысль о бегстве, осе¬ нившая его в момент отчаяния, по многим причинам не¬ выполнима. Воцарилось долгое молчание. Понемногу Якопо овладел собой, и лицо его снова обрело столь ха¬ рактерное для него выражение сосредоточенности и спо¬ койствия. — Отец, — сказал он, — я должен идти. Скоро конец нашим мучениям. — Но ты скоро опять придешь? — Если судьбе будет угодно. Благослови меня, отец! Старик простер руки над головой сына и зашептал молитву. Когда он кончил, браво и Джельсомина еще не¬ которое время оставались в камере, приводя в порядок ложе узника, и затем вместе вышли. 328

Было видно, что Якопо не хотелось уходить. Его не оставляло зловещее предчувствие, что скоро этим тай¬ ным посещениям настанет конец. Помедлив немного, браво и девушка наконец спустились вниз, и, так как Якопо хотел поскорее выйти из дворца, не возвращаясь в тюрьму, Джельсомина решила вывести его через глав¬ ный коридор. — Ты сегодня грустней обычного, Карло, — заметила девушка с чисто женской проницательностью, вгляды¬ ваясь в глаза браво. — А мне казалось, ты должен радо¬ ваться удаче герцога и синьоры Тьеполо. — Их побег — как луч солнца в зимний день, милая Джельсомина... Но что это? За нами наблюдают! Почему этот человек следит за нами? — Кто-нибудь из дворцовых слуг. В этой части зда¬ ния они попадаются на каждом шагу. Войди сюда, от¬ дохни, если устал. Тут редко кто бывает, а из окна мы сможем опять взглянуть на море. Якопо последовал за Джельсоминой в одну из пу¬ стых комнат третьего этажа; ему и в сам:ом деле хоте¬ лось, прежде чем выйти из дворца, взглянуть, что де¬ лается на площади. Его первый взгляд был обращен к морю, которое по-прежнему катило к югу свои волны, подгоняемые ветром с Альп. Успокоенный этим зрели¬ щем, браво посмотрел вниз. В эту минуту из ворот дворца вышел чиновник республики в сопровождении трубача, что делалось обычно, когда народу зачитывали решение сената. Джельсомина открыла окно, и оба при¬ двинулись ближе, чтобы послушать. Когда маленькая процессия дошла до собора, послышались звуки трубы, и вслед за ними раздался голос чиновника: — «За последнее время в Венеции было совершено много злодейских убийств достойных граждан города, — объявил он. — Сенат в отеческой заботе своей о тех, кого он призван защищать, счел необходимым прибегнуть к чрезвычайным мерам, дабы не допустить более повторе¬ ния таких преступлений, кои противны законам божьим и угрожают безопасности общества. Посему высокий Со¬ вет Десяти обещает награду в сто цехинов тому, кто сы¬ щет виновника хотя бы одного из этих столь жестоких преступлений. Далее: прошлой ночью в лагунах было найдено тело некоего Антонио, известного рыбака и до¬ стойного гражданина, почитаемого патрициями. Есть 329

много оснований полагать, что он погиб от руки некоего Якопо Фронтони, пользующегося репутацией наемного убийцы, за которым уже давно, но безуспешно ведется на¬ блюдение с целью выявить его причастность к упомяну¬ тым выше ужасным преступлениям. Совет призывает всех честных и достойных граждан республики помочь властям схватить означенного Якопо Фронтони, даже если он ста¬ нет искать убежища в храме божьем, ибо нельзя более терпеть, чтобы среди жителей Венеции обитал такой че¬ ловек. И в поощрение сенат в отеческой заботе своей обе¬ щает за его поимку триста цехинов». Объявление заканчивалось обычными словами мо^ литвы и подписями носителей верховной власти. Так как сенат вершил дела в тайне и не имел обыкно¬ вения открывать свои намерения народу, то все, кто на¬ ходился поблизости, с удивлением и трепетом внимали словам чиновника, взирая на необычную процедуру. Некоторые дрожали при виде этого неожиданного прояв¬ ления таинственной и ужасной власти; большинство же старалось показать, что они восхищены тем, как прави¬ тели пекутся о своих подданных. Но, пожалуй, внимательней всех слушала объявление Джельсомина. Она далеко высунулась из окна, чтобы не пропустить ни одного слова чиновника. — Ты слышал, Карло? — нетерпеливо воскликнула де¬ вушка, обернувшись. — Они наконец обещают награду за поимку этого чудовища, у которого столько убийств на душе! Якопо засмеялся, но смех его показался Джельсомине странным. — Патриции справедливы, — сказал он, — и все, что они делают, правильно. Они благородного происхождения и не могут ошибаться! Они выполняют свой долг. — У них есть только один святой долг перед богом и людьми. — Я слышал о долге народа, но никогда — о долге сената. — Нет, Карло, нельзя отказать им в добрых намере¬ ниях, когда они хотят оградить людей от всякого зла. Этот Якопо — настоящее чудовище, его все презирают, и его кровавые дела слишком долго были позором Венеции.; Ты видишь, патриции не скупятся на золото2 чтоб только схватить его* Слушай! Они снова читают! 330