Светлана смотрела на женщину полными немого ужаса глазами.

– Его необходимо предупредить, понимаешь.

– Но как? Меня к нему не пускают. Его - ко мне, видимо, тоже.

– Знаю. Не исключено, что ты вообще его никогда не увидишь.

Светлана, казалось, потеряла дар речи.

– Дэвил жесток. Это даже не жестокость. Это другая психология. Психология земляного червя. Трутня. Они все здесь не такие как мы. Они только прикидываются людьми. Они шпионят за нами, изучают нас. Изучают, чтобы подражать и использо-вать. Но подражание оно и есть подражание. Хоть мозги их и просвечивают насквозь, что в них творится, угадать невозможно. Я почти уверена, что как только Дэвил добьется желаемого от твоего отца, он разделается с вами. И случится это очень скоро, поскольку твой отец сам определил сроки.

– Что же делать? Что же нам делать?
– Светлана была так потрясена, что не могла даже плакать.

– Я пыталась увидеться с твоим отцом сама, но Дэвил осторожен и бдителен, он понимает, что я могу испортить ему всю затею. Спасибо Найт, что мне удалось добраться хотя бы до тебя. Я попробую устроить вам встречу. А дальше думай сама. К сожалению, от меня ничего не зависит. Хоть я и считаюсь “женой мэра”, в сущности я такая же пленница, как и ты. Я могу только молиться и надеяться, что Бог услышит нас даже здесь, в этом аду. Помолись и ты, вместе со...

Дверь распахнулась.

– Мама, нам пора. Мне надоело созерцать пушок на витькиной черепушке.

Женщина послушно поднялась:

– Я готова... Так приятно было поболтать с тобой, милочка, - с наигранной беспечностью защебетала она.
– Я рада, что у моей дочери появилась, наконец, достойная подружка. С удовольствием повидаюсь с тобой как-нибудь еще разок.
– И с неожиданной нежностью она приложилась губами ко лбу Светланы.

У нее были теплые мягкие губы. Губы земной женщины. Этот поцелуй пробудил в Светлане ноющую боль, горестно-сладкую тоску по матери. Только она так целовала ее перед сном, только от нее так восхитительно пахло... Светлана сидела одна в своей ненавистной темнице с обманным окном, лелея на лбу не проходящее ощущение от поцелуя, переживая заново появление Печальной Чайки, ее страшные предостережения. К тоске одиночества прибавилось нечто несоизмеримо худшее - тревога за собственную жизнь, за жизнь своего отца, за жизнь целого города. Способны ли ее хрупкие плечи вынести такой груз?

ГЛАВА 23

Возвращаясь к себе, Сэд столкнулась в дверях с мэром. Он подоз-рительно уставился на нее:

– Где ты была, любовь моя?

– Гуляла. Найт показывала мне свои любимые места.
– Она выглядела оживленной, почти веселой.

Его взгляд стал еще более подозрительным.

– Не могу понять, что с тобой происходит.

– Твои обещания воскресили меня. Я снова живу. Живу предвкушением увидеть родной дом.

– Рад. Искренне рад, - пробормотал он то ли хмуро, то ли рассеянно, направ-ляясь к двери.

– Ты уходишь?
– Чудесные превращения продолжались. Она проявляла живой интерес к мужу!

– У меня важное совещание.

– Я с тобой!
– В ее голосе прозвучала настойчивость.

– Но совещание сугубо деловое. Тайное. На нем не должно быть посторонних.

– Посторонних? Я не ослышалась? Я для тебя посторонняя?
– воскликнула она с притворным негодованием.
– А я-то думала, что все, что ты делаешь, ты делаешь для нас двоих!

Сквозь напудренную маску мэра угадывалась внутренняя борьба.

– Ну хорошо. Идем, - сдался наконец мэр.

Торжествуя победу, Сэд накинула на плечи ажурную, сплетеную белыми розами шаль и последовала за ним.

Кабинет мэра, как и полагалось по чиновничьему этикету, был в сборе. Взгляд Сэд пробежал по украшенным париками напудренным лицам и, натолкнувшись на нормальное - человеческое, замер. Вот он, отец Светланы! Наконец-то! Несмотря на бледный, утомленный вид, он был подобен плоду, впитавшему в себя соки матери Земли и живительный солнечный свет. Он был полон жизненных сил и энергии. А в его глубоких искристых глазах светился ум незаурядной личности. Он сидел за общим столом заседаний и в то же время отдельно от всех. В первую очередь потому, что был погружен в свои мысли и ничего не замечал вокруг. Правда Сэд он заметил сразу, как только она вошла. Справа и слева от него были оставлены пустые места, на которые видимо никто не пожелал сесть. Земляные люди и здесь предпочитали держаться особняком.

Сэд величественно пересекла кабинет - длинная шелковистая бахрома шали волнообразно струилась в такт ее движений - и, миновав предназначенное для нее место подле мэра, демонстративно села рядом с гостем. Во взгляде мужа, удивленно проследившего ее путь, застыло недовольство. Но, к счастью, он не высказал его вслух.

Вадим не спускал с нее глаз. Женщина, да еще какая женщина! Здесь, в недрах Земли. Она совсем не похожа на остальных. Сколько достоинства и грации в ее неторопливых движениях, в гордой посадке головы. Какая глубинная печаль залегла на дне ее сине-зеленых глаз. Она приближается... Она садится рядом!

Забыв об изнурительных днях, проведенных взаперти, Вадим тайком косил глаз на неожиданную соседку. Вот она сложила на коленях тонкие узкие кисти рук. На ее точеных пальцах, на хрупких запястьях, на высокой гордой шее редкостные украшения старинной работы...

А коварный мэр меж тем, заняв свое место во главе стола, приступил к очередному фарсу:

– Господа, настало время, наконец, представить вам нашего уважаемого гостя. Гениального ученого и провидца, одержимого благородным стремлением спасти от грозящей гибели своих сограждан. Долгожданный час наступил. Наш гость готов сообщить нам результаты своего многодневного труда. Воздадим ему должное, господа.