– Ну, Ншан?! – не выдержал Симон Симонович.

– Что, дочка? Как? – теребила ее за руку Сильвия.

– Да отойдите же! Прошу вас! – рассердился профессор, сбитый с толку странным поведением пациентки. Но стоило ему заглянуть в глаза Ншан, и беспокойство тотчас улеглось. Зрачки, резко сузившись, реагировали на свет. – Она видит, - удовлетворенно оповестил он нетерпеливых близких.

– Да нет, доктор, вы ошибаетесь, - упавшим голосом возразила Сильвия. – разве сидела бы она сейчас как высохшее дерево, если бы...

– Скорее всего, она сейчас видит только свет. Может – расплывчатые, несфоку-сированные очертания предметов, - объяснил профессор. – Дайте ей время освоиться. Пережить свое новое состояние, оправиться от стресса. Сильная радость порой разит, как горе. – И больше про себя, чем вслух пробормотал: - Одно странно, она даже не зажмурилась. После такой долгой, такой глубокой тьмы свет должен вызывать резкую боль.

– А мне и больно, доктор, - наконец отозвалась Ншан. – Только я пытаюсь тер-петь. Я осуществила задуманное. А молчу потому, что хочу понять, правильно ли поступила. Слепота помогла мне создать свой собственный мир, в который снаружи никому не было доступа. А теперь... теперь я сама оказалась снаружи. Я чувствую себя неуютно... как бездомная.

– Странная девушка, - досадливо пожал плечами профессор. Он ждал от пациентки совсем иной реакции. – Скажите хоть мне, что вы видите, - потребовал он. – Как врач, я обязан оценить результаты хирургического вмешательства.

– Успокойтесь, доктор. И ты, мама. Я все вижу. Очень четко и ясно. Как прежде. – Она наконец изменила позу и посмотрела на Сильвию. В ее оживших глазах отразилось изумление: - Мама? Мамочка!.. Как же ты постарела! Ай-яй-яй, вся в морщинках! Я не видела тебя целую вечность.

– Она видит... Видит! – одними губами прошептала Сильвия. Глубоко, судорожно вздохнула, и голос снова вернулся к ней. – Вот теперь верю, что видит. Счастье-то какое! Но разве так уж я постарела, дочка? А я и не замечала...

– Ну здравствуйте, Симон Симонович! – Ншан протянула к нему руку, ладонью вниз – жест слепой, ставший для нее привычным. – Я вас представляла совсем иначе.

– Каким же? – Он с чувством сжал ее руку.

– Солидным. Седовласым. И в очках.

– К счастью, это не мой тип.

– Дочка, поблагодари же доктора, - подсказала Сильвия. – Если бы не его золотые руки...

Ншан перевела взгляд на профессора и внимательно оглядела его. Он был высокий, подтянутый, с аккуратной седеющей бородкой и в очках с металлической оправой.

– Вот таким я представляла вас, Симон Симонович. Именно таким! – бестактно заявила она.

– Нша-ан! – одернула ее мать. – Стыдно ведь.

– Извините, доктор, - улыбнулась Ншан – впервые за все годы тьмы. – Но ведь мне сегодня все простительно, верно?

И профессор, тотчас расположившись к ней, тоже широко улыбнулся.

– Конечно, милая. Я вас поздравляю.

– Спасибо вам, доктор. Вы мне очень помогли.

«Что значит «помогли»!? – внутренне возмутился Симон Симонович. – Разве таких слов от нее ждали? Ей вернули полноту жизни, полноту общения! Ей вернули свет и весь окружающий мир. Возродили надежды на будущее. Рассеяли кошмарную нескончаемую ночь, в которую она была запакована, как в кокон. А она - «помогли»! Поистине не дождешься благодарности от этих простолюдинов. Все-то они принимают как должное.»

Прежде чем выйти из палаты, доктор взял Ншан за руку, еще раз профессио-нально вгляделся в ее глаза и на прощание сказал:

– К моему великому удовлетворению, все получилось, хоть я, признаюсь, далеко не был уверен в благополучном исходе хирургического вмешательства. Уж больно случай ваш неординарный. Непонятно было, отчего вы вообще ослепли. Но пара имплантов сделала свое дело – зрение вернулось к вам, милое дитя. Только должен вас предупредить, как предупреждаю всех своих пациентов – избегайте сильных стрессов. Они... они могут свести на нет все наши усилия.

Свой первый день по возвращении в Ереван Ншан провела дома, на балконе. Облокотясь о высокий барьер, она смотрела вниз, на город, простертый у ее ног, на бездонное небо над головой, и вновь обретенная радость бытия переполняла ее до краев. Сильвия, с лица которой не сходила счастливая улыбка, стояла рядом, обнимая дочь за плечи.

– Знаешь, - сказала Ншан, не отрывая взгляда от величественной панорамы неба – то ли матери, то ли размышляя вслух, – сколько раз я представляла себе, засыпая, медленно плывущие облака, похожие на стадо откормленных овец, гонимых ветром. Мне всегда казалось, что я – одна из них, или что я - пятнышко солнечного света, упавшего на землю, звездная пылинка, плавающая в необъятной Вселенной... Но то были фантазии, рожденные вечной ночью. Я не облако и не пылинка, я – человек! И какое же оказывается великое счастье, подаренное нам Создателем, иметь возможность каждый день, каждый час, каждое мгновение видеть собственными глазами мир, созданный им!