Дело в том, что «подразделение системы права на частное и публичное право выходит за отраслевые рамки. Это более крупные, чем отрасль, структурные образования. Общим для публичного и частного права является то, что каждое из них объединяет совокупность однородных по своим признакам отраслей права… Разумеется, это не исключает, а напротив, предполагает проникновение частных начал в сферу действия правовых отношений, охватываемых публичным правом… Вместе с тем публичные начала проникают в отрасли частноправового блока, в том числе устанавливают пределы и границы проявления частной инициативы и ответственности в случае их нарушения.» [146] .

Подчеркнем еще раз, что, как видится, отражение элементов дуалистического строения права будет иметь место и при внеотраслевом видении корреспондирующей системы , так как в отличие от самих правовых отраслей частное и публичное право выступают структурными частями исследуемой нами субстанции.

В порядке же разъяснения предложенных нами определяющих параметров укажем, что характеристика частных (личных) и публичных (общественных) заинтересованностей, как правило, не сопровождается какими-либо конкретизирующими, направляющими «увязками» (к примеру, словами «непосредственный» и «опосредованный»). Вместе с тем наличие таковых представляется необходимым, так как «основная идея» и частного, и публичного права проявляется именно в том, на реализацию каких конкретно интересов и потребностей непосредственно («прямо») нацелен субъект социально-правовой жизни. Без учета данного обстоятельства нивелируется (или, по меньшей мере, искажается), сам принцип дуалистического строения (в смысле выделения частного и публичного права). В свою очередь, юридико-источниковый фактор отражает «срез» всех иных показателей, а однородное содержание представляет корреспондирующий уровень предмета правового регулирования. В отношении же метода правового регулирования отметим, что, как мыслится, таковой не может быть признан единственным показателем частности или публичности правовой нормы ввиду своего специального, сугубо формально-юридического характера, недостаточного для последовательного размежевания компонентного состава сложной дуалистической конструкции. Кроме того, указанный элемент правовой формы содержит не только объективную, но и субъективную составляющую (что также препятствует его трактовке в качестве единственного основания).

Вместе с тем ветвям и частного, и публичного права действительно корреспондируют превалирующие «наборы» приемов и способов юридической регуляции, представленные диспозитивным и императивным методами. В то же время демократизация и интернационализация правовой жизни проявляются в увеличении вариативности в публичной области, а «стремление» большинства суверенных организаций публично-политической власти осуществлять социальные функции приводит к «усилению» императивных проявлений в частноправовом направлении.

Интересно вместе с тем, что с этимологических позиций наименование «диспозитивный метод» представляется не вполне точным , так как ключевое слово в нем означает «расположение». Сообразно этому диспозицией в интересующей нас профильной области называют «основной» элемент правовой нормы, отражающий непосредственно юридико-регламентируемое поведенческое правило (а точнее – основное содержание, наполнение такового). В отношении же императивного метода, напротив, можно констатировать четкое соотношение названия содержанию. Так, в лингвистике императивом именуется повелительное наклонение, а в философии – категорическое, безусловное требование. Иные значения термина «императив» также увязываются с повелительностью, категоричностью, требовательностью, властностью.

Не стоит забывать и о том, что разграничение блоков частного и публичного права не имеет абсолютного характера. «Ведь и в «чистых» частноправовых актах типа гражданского или торгового кодексов достаточно широко встречаются нормы публично-правового характера (например, обязанность предпринимателя вести торговые книги, обязательная регистрация сделок с недвижимостью и т. д.).» [147] .

Более того, в одном и том же (с позиций исходных данных) правиле поведения , в зависимости от конкретных условий его нормативного отображения и реализации может «выдвигаться на первый план» или частно – , или же публично-правовое начало. Например, право и обязанность родителей воспитывать своих детей носит частноправовой характер лишь до тех пор, пока этот процесс не приводит к нарушению личностных правомочий ребенка, а именно, – покуда правомерное поведение указанных законных представителей не «перетекает» в противоправное. В случае же юридико-запрещенной негативной трансформации корреспондирующие нелегальные представления родителей о должном воспитании детей не будут означать отсутствия противоправности в их деянии. Это распространяется и на те случаи, когда названные легальные представители, ввиду своих социотивных установок (и (или) по каким-либо иным причинам), полагают воспитание, приводящее к нарушению личностных прав (в данном случае – ювенального толка), должным, нормальным и (или) даже оптимальным.

Таким образом, правообязанность родителей воспитывать своих детей в сфере правомерного поведения будет отображаться в норме частного права. В нашем случае она отражена в ст. 63 Семейного кодекса Российской Федерации [148] . Приняв противоправный характер, она найдет свое воплощение уже в положениях публичного права (например, отображенных в ст. 156 Уголовного кодекса РФ) [149] .

Получается, что при рассмотрении вопросов о дуализме правового строения должно учитывать то, что функционирование частного и публичного права осуществляется не только через обособление, но и посредством «переплетения». Более того, в зависимости от ситуационного контекста многие правила поведения могут принять «огранку» как частно-, так и публично-правовых (ой) норм (ы).

Вместе с тем, помимо отображения собственного видения рассматриваемой проблематики, мы считаем также необходимым отметить, что при трактовках частного и публичного права в отечественной юридической литературе встречаются достаточно интересные, оригинальные, нетривиальные вариации (причем и по части трактования корреспондирующих элементов, и относительно параметров их вычленения). В частности, заслуживающей особого внимания, представляется та позиция о понимании частного и публичного права, что была выражена у М.П. Каревой. Главная особенность здесь состоит в том, что ученая вовсе исключала вопрос о дуализме правового строения из тематики системы права.

Итак, к делению права на публичное и частное в начале прошлого века обращалась одна из наиболее ярких представительниц отечественной теории права. По ее идее, деление права на публичное и частное относится не к систематике и не к систематизации, а – к сути, к сущности права. Ученая отмечала, что сама суть (т. е. самое главное, сущность, основа) [150] права такова, что оно всегда сочетает в себе общественные и индивидуальные (личностные) интересы. В зависимости от преобладания регламентируемой заинтересованности правовые предписания могут быть подразделены на два блока, которые и именуются публичным и частным правом. Отсюда М.П. Карева выводила, что вопрос о дуализме права должен быть вынесен за рамки дискуссии о системе права, ибо предметом последней является разграничение норм позитивного права. Частно-публичная же правовая градация, в свою очередь, базируется на различении государственных (или общественных) и личностных (индивидуальных) заинтересованностей.