Шрифт:
Мой дядя по отцзг, кавалеръ Пелегрино Альфіери, былъ губернаторомъ города Кз'нео, гд жилъ восемь мсяцевъ въ годз'. Изъ родныхъ моихъ въ Турин оставались только съ материнской стороны семья Тзчрнонъ и двоюродный братъ отца, графъ Бенедиктъ Альфіери. Онъ былъ главнымъ архитекторомъ короля и жилъ въ дом, примыкающемъ къ томзг самому королевскому театрзг, который онъ задумалъ и выполнилъ съ такимъ искусствомъ и такъ изящно.
Время отъ времени я обдалъ у него или просто его посщалъ, что зависло отъ прихоти Андрея, распоряжавшагося мною деспотически, хотя онъ и ссылался всегда на приказы и письма дяди изъ Кунео. Этотъ графъ Бенедиктъ былъ очень почтенный человкъ, съ прекраснымъ сердцемъ; онъ очень меня любилъ и баловалъ. Фанатически преданный своему нскз’сству, простой по характеру,
онъ былъ нсколько чуждъ всемз', что не имло отношенія къ его искусству.
Среди многихъ доказательствъ его безмрной страсти къ архитектур, какія я могъ бы привести, мн запомнилось, какъ часто и съ какимъ жаромъ говорилъ онъ со мной, мальчикомъ, ничего не понимавшимъ въ искз'с-ств, о божественномъ Микель Анджело Бзюнаротти, чье имя онъ всегда произносилъ склоняя голову и снявъ шляпу съ почтительнымъ смиреніемъ, котораго я никогда не забз^дз'. Онъ провелъ въ Рим больною часть своей жизни и весь былъ преисполненъ поклоненія передъ античной красотой. Это не мшало ему иногда отступать отъ хорошаго вкз'са, длая у'стз'пки современности. Не хочз' приводить другихъ доказательствъ этомзт, кром нелпой Кариньянской церкви въ форм вера. И не заглажены ли эти маленькіе грхи постройкой театра, о которомъ я уже упоминалъ, смлымъ и искуснымъ сводомъ, который внчаетъ королевскій манежъ, большимъ заломъ Ступиниджи, мощнымъ и величавымъ фасадомъ св. Петра въ Женев? Его архитектуфіюмз^ генію не хватало, можетъ быть, лишь боле полновснаго, чмъ 3' сардинскаго короля, кошелька. Доказательствомъ этомзг можетъ служить большое количество великолпныхъ рисунковъ, оставшихся посл его смерти, которые перешли въ собственность короля. Тамъ было много разнообразныхъ проектовъ различныхъ зданій въ Турин, между прочимъ, проектъ передлки отвратительной стны, отдляющей площадь замка отъ королевскаго дворца, стны, которую неизвстно почему назвали павильономъ.
Съ удовольствіемъ останавливаюсь на памяти этого добраго человка, который умлъ, по крайней мр, длать свое дло, чему лишь теперь я знаю истинную цну. Но въ бытность мою въ академіи, какъ ни ласковъ былъ онъ со мной, я находилъ его скоре скучнымъ, чмъ интереснымъ. И такова сила заблужденій и выдуманныхъ правилъ—больше всего меня отталкивалъ въ немъ его прекрасный тосканскій языкъ, которо.43' онъ не измнялъ со времени пребыванія въ Рим, и который въ Т\-рин,. въ этомъ город, смшавшемъ въ себ столько народностей, былъ контрабанднымъ нарчіемъ. Но велико могущество всего истиннаго и прекраснаго. И т же люди, которые вначал, когда дядя только что вернулся на родину,, смялись надъ его языкомъ, въ конц концовъ признали, что въ сущности онъ одинъ говорилъ по-итальянски, они же объяснялись на варварскомъ жаргон. И въ бесдахъ съ нимъ они старались тоже говорить по-тоскански; особенно отличались т господа, которые коверкали это нарчіе, обращаясь къ дяд для починки своихъ жилищъ и приданія имъ вида дворцовъ. Въ такой ничтожной работ этотъ прекрасный человкъ тратилъ половину своего времени, совершенно безвозмездно оказывая услуги друзьямъ во вредъ себ и своему искусствзу на что онъ не разъ при мн жаловался. Сколько домовъ Тзгрина, принадлежащихъ высокопоставленнымъ лицамъ, украшенныхъ или расширенныхъ его вестибюлями, лстницами, воротами и тысячью внутреннихъ пристроекъ, останутся памятникомъ его доброты, всегда готовой на услугу друзьямъ или тмъ, кто выдавалъ себя за друзей.
Этотъ дядя за два года до женитьбы моего отца на моей матери совершилъ съ нимъ путешествіе въ Неаполь; и отъ него я зазналъ потомъ многое объ отц, приходившемся ему двоюроднымъ братомъ. Между прочимъ, онъ разсказалъ мн, что когда они были вмст на Везувіи, отецъ во что бы то ни стало пожелалъ спз’ститься до края внутренняго кратера на очень большую глубину, что производилось тогда съ помощью канатовъ, зчіравляе-мыхъ людьми, стоящими у края вншняго кратера. Спустя двадцать лтъ, когда я попалъ тзща въ первый разъ, все уже было по другому и такой спускъ сталъ невозможенъ. Но пора вернуться къ предмету моего повствованія.
Глава IV.
ПРОДОЛЖЕНІЕ ПСЕВДО-ЗАНЯТІЙ.
1760.
Никто изъ моихъ родственниковъ не занимался мною по настоящему и самые прекрасные годы я провелъ почти ничему не научившись. Здоровье мое день ото дня ухудшалось. Вчно хилый, всегда съ какой-нибзтдь болячкой на тл, я сдлался посмшищемъ товарищей, которые окрестили меня граціознымъ именемъ падали; боле •бойкіе и гз’манные прибавили прозвище—гниль. Такое состояніе здоровья ввергало меня въ крайнюю меланхолію и любовь къ одиночеству вкоренялась во мн все сильне. Со всмъ этимъ въ 1760 году я перешелъ въ классъ риторики. Многочисленные недуги мои оставляли мн кое-какіе промежутки для з'ченія, и не нужно было большихъ усилій, чтобы одолть подобнзчо премудрость. Профессоръ риторики не обладалъ талантомъ своего собрата, читавшаго гзоіанитарныя назтки, и хотя онъ изъяснялъ намъ Энеиду и заставлялъ писать латинскіе стихи, я не только не двинз'лся впередъ, но скоре отсталъ въ пониманіи дЗ'ха латинскаго языка. А такъ какъ я не былъ послднимъ ученикомъ, то думаю, что и со многими случилось то же, что со мною.
Въ теченіе этого года, якобы посвященнаго риторик, я обрлъ радость новой встрчи съ моимъ Аріосто, томики котораго похитилъ одинъ за дрз^гимъ у помощника пріора, который поставилъ ихъ въ библіотек, вмст со своими книгами, на видзч Я сдлалъ это, посщая его комнату въ числ нкоторыхъ избранныхъ, которые ходили смотрть изъ его окопъ на игру въ мячъ. Изъ этой комнаты, расположенной какъ разъ противъ играющихъ, была лучше видна игра, чмъ изъ нашихъ галлерей. Выдергивая нзокный мн томикъ, искзюно сдвигая остальныя книги, мн удалось въ четыре дня вернзгть себ вс че-
тыре книжки. Это былъ великій праздникъ для меня, но я не повдалъ о немъ ни одной душ.
Возстановляя въ памяти это время, я долженъ сознаться, что возвративъ своего Аріосто, я почти не открывалъ его больше. Томзг, мн кажется, имлись дв причины (не считая самой главной, плохого здоровья): трзщность пониманія, которая вмсто того, чтобы з^меныпиться, з’величи-лась (благодаря профессору риторики), и вторая — излюбленная манера Аріосто прерывать разсказъ и оставлять васъ посреди дороги съ разинутымъ ртомъ. Это и до сихъ поръ не нравится мн въ немъ какъ уловка, полная неправдоподобія и ведз'щая лишь къ томз*, чтобы разрз’шить зтже полученное впечатлніе. Не зная, гд искать продолженія, я въ конц концовъ просто пересталъ искать его. Тассо-больше соотвтствовалъ бы моему характеру, но тогда я не зналъ даже его имени. Однажды, не помню какъ именно, попала мн въ рзтки Энеида Аннибала Каро, которз’кця читалъ, и перечитывалъ нсколько разъ съ жадностью и страстью, отъ всей дз'ши принявъ сторону Тзфна и Камиллы. Я пользовался имъ также для переводовъ, которые задавалъ намъ профессоръ, что не з'величивало моихъ з’спхог.ъ въ латыни. Я не зналъ ни одного изъ нашихъ поэтовъ, за исключеніемъ нкоторыхъ произведеній Метастазіо, «Катона», «Артаксеркса», «Олимпіады» и которыя доходили до насъ въ вид либретто оперъ, ставившихся во время карнавала. Эти вещи глубоко очаровывали меня. Но если въ аріи обрывалось развитіе страсти въ то время, когда я только начиналъ ею проникаться, я испытывалъ огорченіе и жгучую досадзг, еще болынз-ю, чмъ въ перерывахъ Аріосто.
Я прочелъ также нсколько комедій Гольдони, которыя меня очень позабавили; ихъ я нолз^чилъ отъ самого профессора. Но склонность къ драматическому творчествз которой въ зачаточной форм я, вроятно, обладалъ, была скоро заглушена недостаткомъ духовной пищи, отсутствіемъ руководства и еще многимъ дрз'гимъ.
Вообще, мое невжество, невжество моихъ з’чителек
и наша общая безпечность во всемъ уже не могли идти дальше.
Во время частыхъ и долгихъ перерывовъ въ занятіяхъ, когда здоровье мое не позволяло мн посщать классъ, одинъ изъ товарищей, превосходящій меня по сил и по глупости, заставлялъ меня длать за него з'роки: это былъ какой-нибудь переводъ, сочиненіе, стихи. Вотъ великолпный аргументъ, которымъ онъ склонялъ меня къ работ:—если ты напишешь мн сочиненіе, я теб дамъ эти два мяча.—И онъ показывалъ мн красивые, четырех-цвтные, чзщеено сшитые и великолпно прыгающіе мячи.