— А если не напишешь, я дамъ теб тумака.—И, говоря это, онъ угрожающе заносилъ свой чудовищный кзшакъ надъ моей головой. Я предпочиталъ два мяча и писалъ сочиненіе. Сначало я длалъ это добросовстно и какъ, можно лучше, и преподаватели стали удивляться неожиданнымъ успхамъ з^ченика, который до сихъ поръ зарекомендовалъ себя безнадежнымъ тупицей. Я, разз-мется, свято хранилъ тайну и, пожалуй, больше благодаря моей природной несообщительности, чмъ изъ-за боязни передъ этимъ циклопомъ.

Но сдлавъ за него, такимъ образомъ, порядочное число заданныхъ работъ и собравъ гораздо больше мячей, чмъ мн было нужно, я сталъ тяготиться этими вынужденными занятіями, тмъ боле, что мн стало непріятно видть, какъ онъ з’крашается принадлежащими мн лаврами. Мало-по-мапу я сталъ исполнять свое дло небрфкне и даже не безъ замысла допз’скалъ такія грз'быя ошибки, какъ, напримръ, „роІеЬаш“ и т. п., которыя навлекаютъ на васъ насмшки товарищей и ко-лотзчики учителя. Поэтому мой малый, видя, что подвергается публичному опозоренію, пересталъ заставлять меня длать за него з'роки; онъ былъ страшно разъяренъ, но не смлъ мстить, понимая, какимъ стыдомъ я могъ бы покрыть его, если бы выдалъ его тайну. Я не сдлалъ этого. Но какъ я втайн смялся, когда слышалъ среди товарищей разговоры о томъ, какъ злосчастное роіеЬаш

прогремло въ класс! Никто, однако, не подозрвалъ моего отношенія къ этом}т длу. Кром всего прочаго, меня побуждало къ скрытности и представленіе объ увсистомъ кзтлак, занесенномъ надъ моею головою, которое постоянно носилось передъ моими глазами. Этотъ к}т– лакъ долженъ былъ быть естественной расплатой за столько мячей, полз'ченныхъ мною такъ коварно. Съ тхъ поръ я сталъ понимать, что міромъ правитъ лишь страхъ всхъ передъ всми.

1761.

Среди мальчишескихъ, безсмысленныхъ проказъ, частыхъ болзней и постоянной физической слабости закончился этотъ годъ, посвященный риторик, и, посл обычнаго экзамена, меня сочли достойнымъ перейти къ кз’рсу философіи. Курсъ философіи читался вн академіи, въ университет, находившемся поблизости, кзтда мы ходили дважды въ день: по утрамъ—для слзчпанія геометріи и посл полудня—на лекціи философіи или логики, если угодно. Я сталъ философомъ, едва достигши тринадцати лтъ. Я тмъ боле гордился этимъ званіемъ, что оно относило меня къ числу, такъ сказать, большихъ. Къ тому же оно доставило зщовольствіе выходить два раза въ день на улицу изъ академіи. Это обстоятельство доставило намъ возможность длать тайкомъ посл лекціи въ з'нивереитет маленькія прогулки по городзг подъ предлогомъ разныхъ незначительныхъ надобностей.

Я былъ самымъ маленькимъ среди взрослыхъ з'чени-ковъ, къ которымъ попалъ въ галлере второго отдленія; но именно сравнительная ничтожность моего роста, моихъ лтъ и силъ стали тмъ побз'жденіемъ, которое одз’шевляло мои стремленія и внушало желаніе выдлиться изъ толпы. Благодаря этому я съ самаго начала проявилъ достаточное рвеніе къ ученью, чтобы быть допзгщеннымъ вмст со старшими къ репетиціямъ, которыя по вечерамъ производили преподаватели академіи. Я отвчалъ на вопросы не хуже другихъ, а иногда, пожалуй, и лучше. Эти успхи мои слдуетъ отнести исключительно на счетъ прекрасной памяти, такъ какъ, по правд сказать, я ничего не понималъ въ преподаваемой намъ педагогической философіи, безсмысленной въ самомъ своемъ существ и, сверхъ того, облеченной въ латынь, которую мн приходилось брать пристзчюмъ и съ трудомъ одолвать въ союз съ тяжеловснымъ словаремъ. Я прослушалъ также полный курсъ геометріи, т. е. мн были изъяснены шесть первыхъ книгъ Эвклида; однако, я до конца такъ и не смогъ понять четвертой теоремы. И до сего дня я не понимаю ея, такъ какъ голова моя всегда была антигеометрична. Посл обда проходился кз’рсъ аристотелевой философіи, отъ котораго мерли даже мухи. Въ теченіе перваго полз'часа мы записывали курсъ подъ диктовку профессора, а въ оставшееся время, которое преподаватель посвящалъ объясненію своего текста по-латыни (Богъ всть, что это была за латынь!), мы, завернувшись по з'ши въ свои широкіе плащи, погружались въ сладкія грезы сна. Тогда въ этомъ философскомъ собраніи слышался лишь тягзтчій голосъ профессора, который самъ былъ бы не прочь вздремнуть, и звуки, издаваемые спящими, похрапывавшими на вс голоса, кто теноркомъ, кто басомъ, а кто баритономъ. Ползгчался дивный концертъ.

Кром непреодолимой силы этой снотворной философіи, была еще и другая причина, немало способствовавшая усыпленію всхъ слушателей, въ особенности насъ, учениковъ академіи, которымъ были отведены дв или три отдльныя скамьи по правую сторонз’- профессора. Дло въ томъ, что по з'трамъ насъ 63'дили слишкомъ рано, не давая выспаться. Это было главной причиной всхъ моихъ недомоганій, такъ какъ желзщокъ мой во время сна не зтспвалъ произвести пищеваренія. Начальство вскор замтило эту мою особенность и, въ конц концовъ, мн позволили спать до семи часовъ, а не до безъ четверти шесть, когда по правиламъ надо было вставать, чтобы сойти въ общій залъ, гд читалась згтренняя

молитва, посл которой начинались занятія, продолжавшіяся до половины восьмого.

Глава V.

ПО ПОВОДУ РАЗНЫХЪ НЕИНТЕРЕСНЫХЪ ПРЕДМЕТАХЪ НА ТУ ЖЕ ТЕМУ, ЧТО И ПРЕДЫДУЩЕЕ.

Зимой 1762 года мой дядя, губернаторъ въ Кунео, вернулся на нсколько мсяцевъ въ Туринъ, и найдя, что я могу кончить чахоткой, добился для меня еще нсколькихъ небольшихъ льготъ въ пищ, которая была улучшена, т. е. стала боле здоровой. Присоедините къ удовольствію выходить каждый день на з^лицу, чтобы посщать зшиверситетъ, изрдка хорошіе обды у дядюшки, затмъ дни отпуска, наконецъ, обычное сладкое дреманіе въ теченіе трехъ четвертей часа, во время з'роковъ. Все это меня значительно ободрило и въ это время я сталъ замтно расти и развиваться. Моему дяд, бывшемз' нашимъ опекуномъ, пришла мысль выписать въ Туринъ и мою сестру Джулію, единственнзчо, бывшую мн сестрой и по отцу и по матери. Онъ думалъ помстить ее въ монастырь св. Креста, взявъ предварительно изъ обители св. Анастасія, въ Асти, гд она жила больше шести лтъ на попеченіи одной нашей тетки, вдовы маркиза Тротти, давно удалившейся туда. Джульетта, вдали отъ нашихъ глазъ, росла въ своемъ монастыр, гд ея воспитаніемъ занимались еще, пожалуй, меньше, чмъ моимъ, благодаря полной власти, которз'Ю она забрала надъ доброй тетушкой, сильно любившей и очень баловавшей ее. Сестр было около пятнадцати лтъ; я былъ моложе ея на два съ лишнимъ года. Этотъ возрастъ у насъ обыкновенно зтже заявляетъ о себ и громко говоритъ о любви нжному и хрупкому сердцу двушекъ. Маленькая любовная исторія моей сестры, возможная при монастырскомъ порядк, не понравилась дяд, хотя герой ея могъ бы быть приличнымъ женихомъ для сестры; у дяди окрпло намреніе отдать Джульетту на попеченіе тетк съ материнской стороны, монахин монастыря св. Креста. Свиданіе съ сестрой, которую я, какъ уже з'помянуто, когда-то сильно любилъ и которая стала еще красиве за это время, доставило мн больною радость и, освживъ мн сердце и разумъ, сильно способствовало возстановленію моего здоровья. Общество сестры или скоре возможность, отъ времени до времени, видть ее, была мн тмъ боле дорога, что мн казалось, будто я облегчалъ ей немного страданія любви. Хотя и разл}т– ченная со своимъ возлюбленнымъ, она съ упорствомъ утверждала, что не желаетъ иного мужа. Я получилъ отъ Андрея, моего тюремщика, разршеніе посщать ее почти каждый четвергъ и воскресенье: это были наши отпускные дни. И часто случалось мн проводить все время свиданія съ сестрой, длившееся часъ и боле, плача вмст съ ней у ршетки монастырской пріемной. Эти слезы были, повидимомз’’, очень благотворны: всякій разъ я возвращался, хотя и печальный, но съ облегченнымъ сердцемъ, и, въ качеств философа, ободрялъ сестрз’ и убждалъ ее настаивать на своемъ; она должна была, по моему мннію, добиться, наконецъ, согласія дядюшки, оказывавшаго наибольшее сопротивленіе ея намреніямъ. Но время, оказывающее такое могущественное дйствіе и на самыя стойкія сердца, не замедлило исцлить сердце Джз'льетты и отдаленіе, препятствія, развлеченія и, главнымъ образомъ, воспитаніе, гораздо боле тщательное, чмъ то, какое она получала у тетз’шки, излчили сестрзг отъ любовнаго недзч'а и окончательно утшили горе въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ.

іб апрля.

Во время каникз'лъ этого года, посвященнаго философіи, я въ первый разъ пошелъ въ театръ Кариньяно, гд давались комическія оперы. Это слз'чилось благодаря милостивому содйствію моего дяди, архитектора, согласившагося принять меня на эт}– ночь къ себ. Время окончанія театральныхъ представленій не согласовалось съ правилами академіи, не позволявшими никомз^ возвращаться позже полз'ночи. Кром того, намъ разршалось посщать лишь королевскій театръ, кз'да насъ водили всхъ вмст разъ въ недлю въ порз*' карнавала. Комическая опера, которз'ю я имлъ счастье услышать благодаря хитрости добраго дядюшки, сказавшаго моему начальствз', что онъ Завозитъ меня съ собой въ деревню на 24 часа, называлась II Мегсаіо й і Маішапіііе; въ ней пли лзшшіе комическіе пвцы Италіи—Каратолли, Бальони со своими дочерьми, а мзтзыка была написана однимъ изъ знаменитйшихъ въ то время композиторовъ. Блескъ и много-звзшность этой чзщесной мз'зыки произвели на меня очень глз^бокое впечатлніе, оставивъ какъ бы яркій лучъ гармоніи въ моемъ слух и воображеніи, задвъ самые скрытые закозглкн моего сзтщества. Такъ что въ продолженіе нсколькихъ недль я былъ погрзокенъ въ чрезвычайною меланхолію, которая, впрочемъ, была лишь пріятна мн. Послдствіемъ этого было глубокое отвращеніе къ моимъ обычнымъ занятіямъ, и, вмст съ тмъ, странное броженіе въ голов самыхъ фантастическихъ идей, которыя вдохновили бы меня къ писанію стиховъ, «ели бы я зналъ, какъ за это приняться, и развили бы во мн очень страстныя 43’вства, если бы я не былъ въ такомъ же невдніи о себ самомъ, какъ и т, кто считалъ себя моими воспитателями.

То было въ первый разъ, что музыка оказала на меня такое дйствіе и впечатлніе отъ нея оставило долгій слдъ въ моей памяти, такъ какъ никогда прежде я не испытывалъ столь сильныхъ ощзчценій. И по мр того, какъ я мысленно перебираю свои воспоминанія о карнавал того года и о небольшомъ числ серьезныхъ оперъ, которыя мн з'далось услышать, сравнивая также впечатлнія, полученныя отъ нихъ съ тми, которыя я испытываю нын, когда посл долгаго перерыва я вновь попадаю въ театръ, я начинаю сознавать, что

не существуетъ силы, боле неотразимо дйствующей на мою душу, сердце и разумъ, чмъ музыка вообще, а женскій голосъ и контральто—въ особенности. Ничто дрзг– гое неспособно вызывать во мн боле сильныхъ, боле потрясающихъ и разнообразныхъ чувствъ. Почти вс мои трагедіи задуманы подъ непосредственнымъ впечатлніемъ прослушанной мз'зыки или немного спустя.

Такъ прошелъ первый годъ моего пребыванія въ университет и такъ какъ мои наставники сказали (я самъ не знаю, почемзт и какъ), что я отлично использовалъ этотъ годъ, я ползтчилъ отъ дяди изъ Кунео разршеніе пріхать къ нему въ этотъ городъ и провести тамъ дв недли въ август. Это было вторымъ пз’тешествіемъ за мою жизнь; и маленькій перездъ изъ Турина въ Кунео черезъ плодородную, веселз’Ю равнину нашего прекраснаго Пьемонта доставилъ мн много радости и задался на славзг, такъ какъ просторъ и движеніе всегда были для меня главнйшими элементами жизни. Однако, удовольствіе отъ путешествія было въ большой мр ослаблено необходимостью совершить его въ наемномъ экипаж и хать очень тихо, тогда какъ пять или шесть лтъ передъ тмъ, выхавъ впервые изъ дому, я съ такой быстротой прокатилъ пять станцій, отдляющихъ Асти отъ Тзфина. Мн казалось, что съ годами мое положеніе Зтхзщшилось и я былъ подавленъ этой позорной, ослиной медлительностью нашего пути. Поэтому, възжая въ Ка-риньяно, въ Ракониджи, въ Савильяно, даже въ самое маленькое мстечко, я всякій разъ поглубже прятался въ уголъ своей противной коляски и закрывалъ хмаза, чтобы не видть и не быть видимымъ; я боялся, что всякій прохожій непремнно узнаетъ во мн того самаго мальчика, который прежде такъ горделиво мчался на почтовыхъ, и посмется теперь надо мной за зтнизительнзтю медленность. Такія чувства исходятъ изъ дз’ши пылкой и возвышенной или робко тщеславной и пзютой. Не знаю: пзють судятъ объ этомъ на основаніи моей послдующей жизни. Но я твердо з’вренъ, что если бы вблизи меня въ то время нашелся человкъ, свдущій въ длахъ человческаго сердца, онъ могъ бы съ той самой поры сдлать изъ меня нчто достойное, опираясь на имвшіяся во мн могз’чія побзгжденія—любовь къ похвал и слав.