Рыбалко однажды уже пережил это,— когда окончилась гражданская война,— и теперь много времени проводил в частях, одним своим присутствием помогая командирам и политработникам поддерживать в войсках должную дисциплину.

Как-то мы с Павлом Семеновичем возвращались в штаб армии из 22-й мотострелковой бригады полковника X. С. Богданова, где проводили строевой смотр. С нами ехал начальник оперативного отдела полковник А. П. Еременко. Мы с ним делились впечатлениями об окружающей природе, которая в эти последние дни мая щедро украсила сочной зеленью леса, поля, сады. Сквозь кроны могучих дубов, стоявших стеной на обочине дороги, светило яркое солнце. А Рыбалко сидел, опустив голову, лишь изредка взглядывая на могильные холмики, часто возникавшие на нашем пути.

— Что так невесел, Павел Семенович? — спросил я.— Для плохого настроения вроде бы нет причин. Войну мы закончили победителями, дисциплина в частях улучшилась, вот и у Богданова...

— Да, мы победили,— прервал он,— но какой ценой завоевана наша победа? Сколько отцов, матерей, жен, детей не дождутся с этой проклятой человечеством войны своих сыновей, мужей, отцов?

Голос его дрогнул, страдальчески изогнулись брови и тоскливый взгляд устремился вдаль, на несущуюся под колеса машины дорогу. Перед нами был отец, потерявший на войне единственного сына... Как он должен переживать за каждую нашу потерю! Да где найти слова утешения?

— Вот вы любуетесь красотами природы,— усилием воли подавив в себе тяжелые думы, продолжал Павел Семенович,— а вдоль всей дороги — могилы наших павших воинов. Они похоронены на том месте, где их настигла фашистская пуля или осколок фашистской бомбы. Не могу я спокойно смотреть на эти могилы: сердце кровью обливается!..

Помолчав, он снова собрался с мыслями:

— Конечно, счастливы те, кто остался в живых. Но мы в долгу перед павшими. И обязаны сделать все, чтобы увековечить их память.

— Как это сделать? — спросил я, догадываясь, что у него уже созрело решение.

— Нужно перезахоронить останки погибших воинов в братские могилы со всеми воинскими почестями... Вот приедем в штаб, и ты, Еременко, сразу подготовишь указание командирам соединений, чтобы они создали специальные комиссии из командиров и политработников танковых и мотострелковых бригад, включив и представителей медико-санитарной службы, подобрали команды солдат, обеспечили их спецодеждой, автотранспортом...

— Это еще, пожалуй, не все...— заметил я.

— Да, конечно,— согласился Рыбалко.— Еще надо дать' задание Каменчуку организовать во всех саперных частях изготовление гробов, привлечь к этому местные мастерские... А тебя, Семен Иванович, попрошу вместе с Капником взять организацию перезахоронения под свой контроль и руководство...

Мы осуществили замысел Рыбалко, хоть и непросто было это сделать: тысячи солдатских могил разбросала война по разным уголкам Германии, Австрии, Чехословакии. Но все, кто занимался этим святым делом, не щадили своих сил.

Торжественные похороны, воинские почести, траурные мелодии оркестров произвели сильнейшее впечатление на местное население. Люди шли и шли к могилам павших за их освобождение и со слезами возлагали венки...

Пройдет немного времени и на этих местах воздвигнут величественные обелиски, посадят аллеи серебристо-зеленых елей, а у подножия монументов будут постоянно живые цветы...

Начало июня принесло нам новые хлопоты. Мы готовили сводный батальон для участия в Параде Победы. В него надо было включить лучших из лучших — солдат и офицеров нашей армии, особо отличившихся в боях. Отбором кандидатов Рыбалко занимался лично и как-то пожаловался:

— Не знаю, кого выбрать — все достойны, все заслужили. Одних Героев Советского Союза сколько... А кавалеров ордена Славы! А сколько тех, у кого на груди не умещаются ордена, не считая медалей «За отвагу»!

— Так это же здорово! — воскликнул я.

— Ну, конечно же — это очень хорошо, что у нас такая геройская армия,— улыбнулся он и снова принялся за отбор.

В конце концов кандидаты были утверждены Военным советом, и генерал Ёахметьев, на которого командующий возложил строевую подготовку, приступил к

делу.

Не жалея сил — своих и будущих участников Парада,— Дмитрий Дмитриевич от подъема до отбоя «гонял» их на плацу, беспощадно требуя повторений и постепенно добиваясь надлежащего строевого шага. Многим это давалось с трудом. Сказывалось, что в годы сражений строевой подготовке уделяли меньше внимания.

Но вот наступил день, когда Рыбалко смог доложить командующему фронтом, что подготовка батальона к параду закончена. Маршал Конев тут же приехал к нам и начал смотр. Придирчиво, с пристрастием наблюдал, как печатает шаг мимо трибуны наш сводный батальон. Пять раз повторялся торжественный марш, пока, наконец, маршал не объявил, что остался доволен. Поблагодарив участников Парада и Военный совет армии, он вдруг сказал Рыбалко: