Сначала шляхта приглашалась поголовно. Представительства от нее не было, и приезжали все, кто хотел и имел возможность или надобность до господаря. Вот почему и на Виленском сейме 1507 г. имел место такой случай: присутствовавшие в случайном составе жмудские бояре не решились дать своего согласия на сбор серебщины, так как на сейме не было никого из их «старших». Поголовным же привлечением на сейм шляхты объясняется и тот факт, что начавшаяся мобилизация расстроила совещания Берестейского сейма 1511 г. Испытанные неудобства от поголовного привлечения шляхты на сеймы повели к организации представительства от шляхты. Задумав собрать в 1512 г. новый сейм в Вильно для решения вопросов, не оконченных на Берестейском сейме 1511 г., Сигизмунд распорядился, чтобы державцы собрали шляхту в своих поветах и предложили ей выбрать двоих представителей на сейм, давши им «зуполную моц». С того времени избрание шляхетских «послов» входит в обычай и окончательно устанавливается в сеймовой практике. Выборы производились под руководством местных державцев, а иногда хоружих, которые обычно также приезжали на сеймы. Однако, несмотря на организацию правильного представительства, шляхте не возбранялось присутствовать на сеймах и лично. Вследствие этого некоторые сеймы, как, например, Берестейский 1515–1516 гг. и Берестейский 1544 г., отличались большим многолюдством. Господарь на сеймах решал множество текущих дел, выдавал пожалования на имения, производил суды и т. д. Поэтому на сеймы многие шляхтичи приезжали по личным делам и также принимали, по всем данным, участие в занятиях сеймов. Шляхта участвовала viritim на тех сеймах, которые составлялись в военном лагере во время сборов земского ополчения Великого княжества Литовского. Таковы были, например, сеймы под Минском в 1507, 1520 и 1521 гг. и под Новгородком в 1538 г.

В конце концов в великокняжение Сигизмунда установился такой состав великого вального сейма: паны-рада, урядники (старосты, державцы, тиуны, хоружие), княжата и панята, и рыцарство-шляхта всех земель Великого княжества Литовского. Сверх князей и панов, состоявших в различных должностях и званиях и по ним имевших место на сейме, туда вызывались лично князья Слуцкий и Дубровицкий, все князья друцкие, лукомские, свирские, гедройтские, Сангушковичи, збаражские, заславские, корецкие, паны Хребтовичи, Кухмистровичи, Довойны, Сологубовичи, Зеновьевичи и др. Все это были лица старинных княжеских и панских фамилий, предки которых участвовали еще на сеймах времен Витовта и Свидригайлы, в большинстве крупные землевладельцы, даже паны хоруговные, выводившие свои «почты» под собственными хоругвями. По отношению к этим фамилиям, пока их не постигало окончательное захудание, держалась известная традиция, признававшая их станами, «сойму належачими». Вызывались на сеймы и православные епископы с митрополитом во главе как владельцы имений, с которых шла земская служба. В общем, можно сказать, что при Сигизмунде I состав Литовско-Русского вального сейма определился в полном объеме. Позднейшие реформы коснулись только организации шляхетского представительства, но не коснулись самих элементов, из которых слагался сейм, если не считать введение на сейм виленских бурмистров с совещательным голосом по вопросам, относившимся до Виленского места.

При Сигизмунде же на практике и частью в теории наметилась и та компетенция великого вального сейма, которая нашла себе юридическое, хотя и не полное, выражение в Литовском Статуте 1566 г. Ко времени Сигизмунда I компетенция вального сейма определилась в двух вопросах: в избрании господаря и заключении унии с Польшею. Когда предстояло избрание Александра, паны-рада сочли нужным обратиться с циркулярным приглашением на сейм к князьям, панам и земянам всех земель Великого княжества, в котором указывали, что они были завсегда «за один посполу» с Великим княжеством Литовским, и выражали надежду, что и на этот раз они будут также «посполу» с Великим княжеством и сообща с ним выберут одного из сыновей покойного короля. Значит, паны-рада признавали за землевладельцами земель-аннексов прямое право участвовать в избрании господаря. Такое же право признавали они за ними и в решении вопроса об унии. На этом основании они отказали полякам в ратификации договора об унии, заключенного в 1501 г.: на это-де не соглашаются некоторые земли, «которыи ж прислухают к великому князьству». При Сигизмунде эти выяснившиеся права оставались в силе и общегосударственному сейму, как и ранее, приходилось избирать господаря и выступать в качестве договаривающейся стороны в переговорах об унии с Польшею. Сигизмунд Август избран был преемником своему отцу на великом Виленском сейме 1522 г., а на великом Виленском сейме 1529 г. был уже возведен на великое княжение «за вольным обраньем тых же всих станов и обывателей великого князьства», по позднейшему сознанию самого Сигизмунда Августа. Переговоры о подтверждении унии велись на вальном Берестейском сейме 1511 г., на вальных сеймах Виленских 1512, 1514 и 1532 гг., и если это подтверждение не состоялось, то только потому, что Сигизмунду и полякам не удалось взять «порозумене» с панами-радою Великого княжества, с княжатами, панятами и со всеми землями, которые «привлащоны» к Великому княжеству.

При Сигизмунде на вальных сеймах стали решаться вопросы о войне. Так, на Виленском сейме 1514 г. было решено продолжать войну с Москвою; подобное же решение состоялось и на Виленском сейме 1516 г. Точно так же и в 1534 г. решение о начатии войны с Москвою состоялось на вальном Виленском сейме. Можно сказать, что за великим вальным сеймом стало уже признаваться известное право в этом отношении. По крайней мере мы знаем, что война с волошским воеводою в 1532 г. не состоялась потому, что ее не захотела шляхта-рыцарство, собранная на великом Виленском сейме.

Расширение компетенции великого вального сейма в этом направлении было историческою необходимостью. Войны для литовского правительства в XVI в. были уже почти немыслимы без наложения экстраординарных военных тягостей на землевладельцев Великого княжества, без денежных субсидий с их стороны. Поэтому правительство и старалось заручиться предварительным согласием их на начатие или продолжение войны, чтобы тем легче получить от них и самую субсидию или согласие на более тяжелое обложение военною повинностью в натуре. Большая часть великих вальных сеймов в великокняжение Сигизмунда созывалась именно с этою последнею целью. «Ухвала» военных «устав» и серебщины из области практики перешла в право, признана была законным порядком. Сигизмунд в своей грамоте 1528 г., изданной по поводу выкупа господарских имений из «заставы», торжественно признал, что он не может, не нарушая законов, облагать серебщиною военнослужилых землевладельцев Великого княжества без их воли и согласия; но эти воля и согласие, конечно, могли быть получены только на сеймах. Статут 1529 г. мимоходом признал делом великого вального сейма и определение размеров военной службы с земских имений. Первый артикул раздела II этого Статута гласит, что каждый, владеющий земским имением, должен служить с него и выправлять на войну ратников «подле уфалы земское». Станы сейма признавали за собою это право и дорожили им. Поэтому, когда господарь уже после издания Статута 1529 г. стал отступать от установившегося порядка и определять размеры военной службы по совету только с панами-радою, станы сейма, собравшегося в Берестье в 1544 г., не преминули сделать господарю по этому поводу представление. Они заявили, что и при предках Сигизмунда, и при нем самом оборона устанавливалась не иначе как на вальном сейме, при участии княжат, панят, старост, хоружих и шляхты, «с которых призволеньем и радою завжды оборона была доконывана». Поэтому они просили, чтобы и на будущее время соблюдался тот же порядок. Хотя господарь дал суровую отповедь на эту просьбу как на неуместное будто бы притязание, но тут же косвенно признал за станами сейма то право, на которое они претендовали, заявив, что оставляет в силе свое прежнее решение об отправлении на войну с девяти человек десятого, «на што вжо сами есте зволили». Позже постановления об обороне земской делались не иначе как в форме земских «ухвал». Статут 1566 г. уже устранил всякие недоразумения и неясности в этом отношении, определив, что господарь с панами-радою не имеют «мочи» одни, без вального сейма, устанавливать оборону земскую, налагать серебщину или какой-либо «поплат».

Издание военных «устав» и наложение серебщины были видами частного законодательства, составлявшего компетенцию великого вального сейма. Отсюда уже был один шаг к расширению компетенции сейма и в сфере общего законодательства. Одновременно с определениями относительно количества ратных людей, которые должны были выставляться с земских имений, на великих вальных сеймах стали вырабатываться постановления общего характера о наказаниях за неявку, опоздание и другие неисправности по военной службе, о правах и обязанностях гетмана и т. д. Господарь и паны-рада стали вносить на рассмотрение станов сейма и другие важные вопросы законодательства, которые и стали решаться ухвалою сейма. Таким образом, например,

Городенский сейм 1522 г. «ухвалил» конфискацию имений за неправильный захват господарских земель, на Виленском сейме 1529 г. установлен был ежегодный судовый сейм панов-рады для разбора не решенных господарем дел. В особенности на великом вальном сейме стали разрешаться те законодательные вопросы, которые и поставлены были по инициативе «станов» сейма. Так, например, в 1509 г. по просьбе станов сейма издана была «устава» о «пересудах», т. е. о судебных пошлинах с гражданских дел. На сеймах 1514 и 1522 гг. были поданы господарю просьбы о том, чтобы он дал своим подданным писаные права и законы. Вняв этим просьбам, господарь и паны-рада позаботились о составлении проекта уложения, или Статута. Этот проект читался по статьям и подвергался обсуждению на великом Виленском сейме 1522 г., и до тех пор не вошел в законную силу, пока не принят был окончательно во всех «артикулах» станами сейма. Привлечение сейма к подобной законодательной работе было почти необходимостью. Статут должен был не только кодифицировать письменные законы, но и формулировать существующие юридические обычаи, пополнить недостатки в законодательстве по указаниям жизни. Поэтому уже Казимир издавал свой судебник, «согадавши» с князьями и панами-радою Великого княжества и «со всем поспольством». Подобным же образом поступал и Сигизмунд I. Разбирая в январе 1514 г. одно казусное дело и не зная, как его решить согласно с существующими обычаями, Сигизмунд отложил его решение до будущего великого сейма, на котором пожелал переговорить об этом «со всею землею». Приступив к кодификации существующих законов и юридических обычаев, Сигизмунд счел нужным пользоваться в этом деле экспертизою станов сейма и их прямым участием. Так поступал он и позже. На Берестейском сейме 1544 г. господарь издал «уставу» относительно порядка переписи шляхетских имений в том именно роде, в каком пожелали станы сейма, и такие же «уставы» относительно несения мещанами военной службы с земских имений, о прекращении выдачи из канцелярии «заручных листов» по заочным жалобам, о неподсудности шляхты суду духовному по светским делам, о привлечении мещан к земскому суду по делам о грабежах и ранах, нанесенных шляхте и ее подданным, о прекращении вызовов на суд в Польшу и т. д. Можно сказать, что участие сейма в законодательстве при Сигизмунде стало обычным явлением. Оставалось только формально признать за сеймом право участия в законодательстве, что и сделано было во втором Статуте 1566 г.

Так великий вальный сейм Литовско-Русского государства при Сигизмунде I по значению своему близко подошел к польскому сейму. Но при всем том он все еще разнился от польского сейма. Дело в том, что хотя рядовая шляхта и заняла на нем постоянное место, но не играла еще первенствующей роли, как на польском сейме. Почин, главная роль, решающий голос в сеймовых постановлениях принадлежали большею частью панам-раде. Даже те постановления, инициатива которых исходила от шляхты, разрабатывались большею частью в кругу панов-рады. Если шляхта по временам выступала активно, то главным образом потому, что в ее «коле» была значительная часть аристократических элементов, не вошедших в раду, княжат и панят. В кругу князей и панов, таким образом, лежал центр политической тяжести Литовско-Русского сейма при Сигизмунде I. Великий вальный сейм по существу своему в рассматриваемое время был полным собранием господарской рады, пополненным всеми аристократическими элементами, не вошедшими в ее состав, совещающимся в присутствии шляхты и до известной степени прислушивающимся к ее желаниям и мнениям. Какую роль играла знать на великих вальных сеймах того времени, об этом дает понятие заявление пана Альбрехта Мартиновича Гаштольда одному поляку. Пан говорил, что шляхта занимает на Литве иное положение, чем в Польше; «и сеймы наши отправляются совершенно иначе: что решается господарем и панами-радою, то шляхтою обязательно принимается к исполнению; мы ведь приглашаем шляхту на наши сеймы как будто бы для чести, на самом же деле для того, чтобы всем явно было то, что мы решаем». В этом заявлении несомненно есть преувеличение. Шляхта вовсе уже не была такою пассивною и по временам отказывала в своем согласии, расстраивая планы господаря и панов-рады. Таким образом, например, на Виленском сейме 1521 г. шляхта отвергла проект посылки ее на украинные земли на гарнизонную службу на том основании, что она дала уже серебщину для найма на эту службу жолнеров. В 1532 г. рыцарство Великого княжества Литовского не захотело «призволить» на войну с волошским воеводою, для которой король просил у литовцев помощи, и Литва осталась в мире с воеводою. Но в общем при всем том нельзя не признать, что при Сигизмунде главную, преобладающую роль на сейме играли вельможи и многие постановления выступают как постановления господаря и панов-рады на сеймах.