Первая серебщина была определена на великом «сойме» 1507 г. Литовское правительство готовилось к войне с Москвою и найму «служебных». Между тем оставались еще долги от великого князя Александра, который умер, не расплатившись со «служебными». Князь-бискуп и паны-рада, воеводы и княжата, земяне, вдовы и вся шляхта, собравшиеся на сейм в Вильно, «зволили» дать господарю серебщину со своих людей за текущий год с воловой сохи по 6 грошей, с конской – по 3; с тех, кто не имел ни волов, ни кляч, но держал землю, – также по 3 гроша. В 1514 г., когда возобновилась война с Москвою, великий вальный сейм в Вильно постановил нанять семь тысяч польских жолнеров, а для уплаты им жалованья дать поголовщину в размере одного гроша с крестьян обоих полов и всех возрастов, двух грошей – с бояр и золотого – с урядников и сановников государства. Серебщина для уплаты жалованья служебным определялась затем на Виленском сейме 1516 г. На Берестейском сейме 1518 и начала 1519 г. определялась снова поголовщина не только в срединных, но и в окраинных областях. Каждый пан и каждый урядник должен был дать с головы своей, жены и детей по золотому, т. е. по 30 грошей, каждый шляхтич – по 2 гроша; простые люди – по грошу. В 1520 г. в военном стане под Минском рыцарство-шляхта согласилось дать серебщину со своих людей, за исключением Жмудской земли, которая отказалась сделать, «выламываючи своими правы». В 1522 г. на сеймах в Городне и Вильно на все Великое княжество, не исключая и украинных земель, была положена новая серебщина. Все землевладельцы, как светские, так и духовные, должны были от каждой сохи воловой дать 15 грошей, от конской – вдвое меньше, от людей, не имеющих сох, но держащих землю, – 6 грошей, от огородников – 3 гроша. Новая серебщина была положена на сейме 1524 г. и затем на сейме 1528 г. Последняя серебщина была наложена частью на уплату «служебным», частью на выкуп «заставленных» господарских имений. Размер ее был определен в 11 грошей и 2 1/2 пенязей со службы или полторы копы грошей (90) с каждых восьми служб, выставляющих одного конного ратника на войну. Шляхтичи, не имевшие людей, ничего не платили, ибо вообще с барской запашки («с домовых сох») не взималось никаких налогов. Обложению подвергнуты были и все господарские места. На каждое место была наложена определенная сумма, которую оно должно было внести в скарб; раскладка же внутри места была уже делом местных властей. Все евреи, жившие в господарских местах, – трокские, городенские, пинские, берестейские, кобринские, клецкие, луцкие, владимирские и новгородские – должны были все вместе внести в скарб 1000 коп грошей, разложив эти деньги «сами на себя, як ведаючи, водле можности кождого». Всего предложено было собрать 7000 коп грошей. Но так как этих денег не было собрано, то в октябре 1529 г. положена была новая серебщина, дополнительная, в размере 2 грошей с каждой службы людей. Перед началом третьей войны с Москвою, на сейме 1534 г., была «ухвалена» серебщина на три года со всех подданных господаря, королевы, княжеских, панских и земянских: с каждого рабочего вола 12 грошей, с коня 6 грошей; с того, кто имел одну землю, но не имел ни коней, ни волов, также 6 грошей; с огородников 3 гроша; на места господарские серебщина была положена общею суммою. В 1538 г. на содержание «служебных» на украинных замках паны-рада, княжата, панята и земяне, бывшие на сейме в Новгороде, «зволили» дать плат со своих людей по 20 грошей «с коня», т. е. с каждых восьми служб, которые выставляли одного конного ратника. В 1540 г. Виленский сейм «ухвалил» новую серебщину со всех подданных господарских, княжеских, панских, боярских, кроме слуг путных, бояр и слуг бояр их, на три года в таком размере: кто пашет одною сохою на двух волах или клячах, должен дать 12 грошей; кто пашет одною сохою на одном воле или кляче, – шесть грошей; у кого нет волов или кляч, а есть только земля, – с земли шесть грошей; у кого есть только огороды и нет ни скота, ни другой земли, – три гроша; «воляне», которые «ново» осели, но пашню уже запахали и хлеб со своей земли ели, платят по общему правилу; те же из них, которые еще не ели хлеба с пашни своей, не должны платить ничего.

Из приведенных данных видно, что серебщина с владельческих крестьян, имевшая первоначально значение чрезвычайной подати, субсидии господарскому скарбу в трудные минуты государства, превратилась в рассматриваемое время почти в постоянную подать, определяемую на сеймах. Трудное время, переживавшееся Литовско-Русским государством, лишило землевладельцев Великого княжества материальных благодеяний привилея 1447 г. Но при всем том вся политико-юридическая ценность этого акта осталась в силе. Серебщина даже в качестве обычной подати осталась субсидией, которая давалась господарю «станами» сейма добровольно, по крайней мере в идее. Необходимость получения этой субсидии обусловила частые, через год-два-три, а по временам и ежегодные созывы сеймов, что, как увидим ниже, должно было направить внутреннее развитие Литовско-Русского государства в том же направлении, в каком оно совершалось и в Польше.

Под давлением хронической финансовой нужды Литовско-Русское правительство в рассматриваемое время делало некоторые попытки к увеличению поступлений в господарский скарб путем улучшения хозяйства и обложения в господарских доменах, улучшения порядка сборов и усиления контроля за ними. Первая крупная попытка в этом направлении была сделана в 1514 г. В этом году разослана была «устава», т. е. инструкция державцам дворов Виленского и Трокского поветов. «Устава» предписывала державцам все лишние тяглые и специальные службы крестьян осадить «на пенязех», т. е. перевести на оброк. Это делалось частью под давлением нужды в «готовизне», частью потому, что издельная повинность и натуральная подать легче ускользали от контроля, чем оброчное обложение. Вообще вся «устава» проникнута тенденцией сократить по возможности натуральное хозяйство в господарских доменах и заменить его сбором денежных оброков с крестьян. Кроме того, «устава» стремилась точно определить, что с господарского хозяйства должен был получать державца, что должно было идти господарю. В 1529 г., когда должен был совершиться выкуп «заставленных» господарских имений и они снова переходили в распоряжение великокняжеской администрации, издана была новая «устава» державцам дворов Виленского и Трокского поветов и «устава» державцам и тиунам Жмудской земли. В этих «уставах» оброчная тенденция выступила еще резче и определеннее, чем в «уставе» 1514 г., а господарские доходы и наместничьи перечислены с большею полнотою и обстоятельностью, охватывая не только села, но и места держав. Для наилучшего контроля и руководства державцев учреждены были писари дворов Виленского повета, Трокского, Жмудской земли и поднепрских волостей. Эти писари два раза в год должны были объезжать господарские державы и волости и брать «личбу», т. е. учитывать державцев и тиунов. Кроме того, им поручалось иногда собирать «капщинные» или «корчемные пенязи» в господарских волостях, а в поднепрских волостях – «недополнки» даней, которые местные данники вносили в скарб либо через руки наместников-державцев, либо через руки своих «старцев». Писари не ограничивались, впрочем, принятием «личбы» и сбором денег, но вмешивались в управление и, по существу, не только «пописывали», но и устанавливали вновь господарские пожитки, решали вопросы о повинностях крестьян и т. п. Так, под влиянием растущих нужд государства совершенствовалось и формировалось управление государственными имуществами Великого княжества и изменялась финансовая практика.

Тенденция к оброчной системе повинностей проявилась также и в сфере колонизационной политики Литовско-Русского правительства. Осаживая пустые земли на Подляшье, в Берестейской области, в западных частях Волыни и на Полесье, Литовско-Русское правительство измеряло эти земли на волоки и сажало колонистов на чинш, который заменял литовские тяглые службы и натуральные дани целиком или в большей части. Места и села, возникавшие на западе на «сыром корени» вновь, большею частью устраивались на немецком праве. Конечно, много тут значил пример, влияние соседней Польши, но путь этому примеру, этому влиянию облегчала усиленная погоня литовского правительства за готовым грошем.

Эта же погоня несомненно влияла и на дарование по польскому примеру Литовско-Русским городам «майтборского» или «хелминского» права. Исследователями отмечено, что широкая раздача привилегий на магдебургское право началась как раз в разгар борьбы с Московским государством, с последнего пятилетия XV в. Лихорадочная раздача этих привилегий, носящая характер какой-то моды, увлечения, заставляет видеть здесь не столько органическую реформу, подготовленную внутренним развитием Литовско-Русской городской жизни, сколько чисто внешнюю, финансовую меру.

Некоторыми исследователями все эти явления ставятся в связь с развитием денежного хозяйства на Литве и Западной Руси. Конечно, нельзя отрицать в данном случае значения прилива драгоценных металлов, увеличения денег в народном обороте. Но при всем том тенденция к замене издельных повинностей и натуральных податей денежною шла несомненно впереди совершавшейся эволюции в народно-хозяйственной жизни. Эта тенденция вызвана была и поддерживалась потребностями международной борьбы, в которую втянуто было Литовско-Русское государство. Эта борьба заставляла правительство этого государства вытягивать из населения «готовизну», т. е. деньги, во что бы то ни стало, не считаясь с тем, увеличилось или нет количество этой «готовизны» у населения. В данном случае практика Литовско-Русского правительства была совершенно та же, что и практика Петра Великого в эпоху Северной войны. И Петр вводил своего рода поголовщину и серебщину в своих чрезвычайных сборах; и Петр лихорадочно тащил деньги из всех карманов, лихорадочно улучшал управление и вводил городское самоуправление.

Литература

Любавский М. К. Литовско-русский сейм. М., 1900; Довнар-Запольский М. В. Государственное хозяйство Великого княжества Литовского при Ягеллонах. Киев, 1901. Т. 1.

Привлечение шляхты к сеймованию и организация ее представительства; отступления от принципа представительства. Состав великого вального сейма к концу великокняжения Сигизмунда I. Избрание господаря и постановление унии как первоначальная компетенция Литовско-Русского сейма. Расширение ее постановлениями о начатии войны, о размерах военной службы с имений и о сборе серебщины при Сигизмунде I. Участие сейма в законодательстве, издание Статута 1529 г. Преобладающая роль Литовско-Русской аристократии на сеймах при Сигизмунде I. Политическое воспитание шляхты и пробуждение в ней самостоятельных стремлений к концу правления Сигизмунда I; требования выборного суда и других гарантий правосудия.

Напряженная борьба с Москвою и татарами оказала решительное влияние на расширение состава и деятельности великого вального сейма Литовско-Русского государства. Этот сейм, вошедший в государственную практику Великого княжества при Казимире, составлялся, как мы уже видели, из панов радных, «значнейшей» литовской шляхты и «старших», т. е. князей и панов областей-аннексов. Но так продолжалось до тех пор, пока великий вальный сейм решал только политические вопросы, касавшиеся унии и избрания господарей. Но уже с самого начала великокняжения Сигизмунда великие вальные сеймы стали созываться для решения таких вопросов, которые прямо и непосредственно затрагивали материальные интересы шляхты, как обложение земских имений серебщиною на военные нужды и установление размеров военной службы с этих имений. Обходить рядовую шляхту в решении таких вопросов, как уже сказано, было неудобно как по юридическим соображениям, ввиду привилея 1447 г., так и по политическим, ввиду национально-религиозного тяготения русских областей к Москве. Поэтому на великие вальные сеймы при Сигизмунде I стала созываться не только Литовско-Русская аристократия, но и рядовая шляхта всех земель Великого княжества.