Родились и свои правила в нашем отряде. Нечто вроде неписаного устава. На занятиях — максимум внимания, ни одного лишнего слова. Никто никого не отвлекает. Каждый помогает другому разобраться в технике, теории, в отшлифовке спортивных упражнений. Но вот занятия окончены, и тогда — держись... Здесь тебе припомнится все. И неудачный ответ инструктору, и нелепая поза на тренировке. Или разыграют так, что невольно сам заражаешься весельем друзей и хохочешь над своей собственной доверчивостью и оплошностью.

Часто в свободное от занятий и тренировок время вместе с Тамарой и одним из космонавтов — заядлым театралом — мы ходили в театр. Я любил и раньше театр, но под влиянием моего друга стал, как мне кажется, еще лучше и глубже чувствовать и понимать сцену.

Вскоре театр стал для нас окном в мир большого смысла жизни и человеческих поступков. Мы пересмотрели много пьес — посредственных и хороших, но такие, как «Власть тьмы» Л. Толстого, «Иркутская история» А. Арбузова, запомнились надолго.

Часто бывали в опере. Моя любимая — «Руслан и Людмила»— дорога мне, наверное, и тем, что я знал ее еще с детства, так как партитура, подаренная кем-то отцу, была у нас в доме драгоценной реликвией.

Мы с друзьями облазили всю Москву и ее окрестности. Любил я бывать на Выставке достижений народного хозяйства. Тамара была постоянной спутницей в наших прогулках. Бывало, находишься так, что ноги гудят. Присядешь, закажешь пиво с раками и — отдыхаешь. Тамара тоже потягивает холодное пивко, хоть и недолюбливает этот напиток. Но что поделаешь— компанию разбивать нельзя.

Роднит нас и любовь к природе, к родным местам. Где бы ни были, мы всегда находили уголки, чем-то напоминающие отчий край.

Я люблю Подмосковье — особенно те его места, что похожи на Алтай, люблю Кавказ — и опять же за то, что он чем-то вдруг напомнит мне родные места.

Мы пришли из разных полков и эскадрилий — волжане, степняки, сибиряки и горцы, жители городов и сел нашей большой советской земли. Коммунисты, кандидаты в партию, комсомольцы, дети крестьян и рабочих, сельской и городской интеллигенции.

Среди нас есть и воспитанник детского дома, оставшийся аосле войны без родителей, и те, кто получил довольно солидный опыт жизни, работая до авиации в сельском хозяйстве, на заводах, занимаясь в высших учебных заведениях и технических училищах, но каждый из нас прошел пионерские дружины, нашу школу, коллективы летных училищ и эскадрилий, комсомол.

Одна из черт, совершенно необходимых космонавту, — хладнокровие и спокойствие в любых возможных ситуациях сложного космического полета. Все ребята старались воспитать в себе это качество, но олицетворением этой черты космонавта, мне кажется, является натура моего бывшего дублера.

Как-то в дни первых экзаменов в отряде он отвечал у доски.

— Что вы будете делать, если в космическом полете откажет вот эта система корабля? — спросил его экзаменатор, показывая на схеме особенно ответственный агрегат.

— Прежде всего — спокойствие...

Экзаменатор, казалось, был озадачен и готов был возмутиться, как тут же последовал точный и верный ответ.

— Ну, а если откажет это? — вновь спросил наш преподаватель и весь подался вперед.

В ответ опять прозвучало:

— Прежде всего — спокойствие...

И затем космонавт обстоятельно доложил, что бы он предпринял в создавшейся ситуации.

©

ОТРЯДЕ его все ласково называют Андрюша, да иначе, кажется, и невозможно обращаться к этому тихому, скромному и обходительному человеку, чья спокойная, доверчивая улыбка мгновенно располагает к себе и знакомых и незнакомых, командиров, старших по возрасту и званию, и нас, его товарищей. Часто в шутку с того самого экзамена друзья называют его «Прежде Всего Спокойствие», и тогда он смущается и робко протестует:

— Зачем?

Потом махнет рукой и скажет:

— Ладно, пусть. Мне к кличке, так же как к разным име-: нам, не привыкать. С детства все зовут меня Андреем, а по документам я Андриян. Почему — и сам долго удивлялся. Потом узнал. Когда родился — в нашей деревне шла гульба по поводу «святого» — Андрияна Натальского. Наверное, под хмельную руку мне и приписали это имя. Выдумают же темные люди — Натальского... — улыбается Андриян и добавляет: — А тут еще — Прежде Всего Спокойствие...

Но, как выяснилось в дальнейшем, Андриян в какой-то мере сам виноват в том, что его так называют и называли друзья, в том, что у него в привычку вошла эта присказка.