Еще до службы в отряде космонавтов с ним произошло событие, именуемое на языках военных коротким и тревожным словом «ЧП».

В авиационном полку, в котором он служил, шла обычная боевая учеба. Молодой летчик-истребитель получил приказ идти в зону. На высоте десять тысяч метров ему предстояло перехватить «цель».

Маленький, поджарый «МИГ» Андрияна стремительно пожирал пространство. На шести тысячах метров Андриян включил форсаж. «МИГ» шагнул почти к звуковому барьеру и на предельной скорости помчался в глубину неба. Вдруг дробь неожиданных резких ударов встряхнула самолет. Удары раздавались где-то сзади, в двигателе. Падают обороты, падает высота...

— Иду в сторону аэродрома, — доложил Андриян по рации на КП.

Он имел право катапультироваться, бросить самолет, потому что, несмотря на все его попытки запустить двигатель, это ему не удалось. Турбина остановилась.

Еще минуту назад стремительный и грохочущий истреби-.

тель молнией уходил ввысь, а теперь — молчаливый и тяжелый— под большим углом планировал вниз, к земле. Его не легко было удержать от беспорядочного падения, еще трудней он слушался рулей: остановившийся двигатель не поддерживал давления в системе управления, и бустера, которые принимают на себя гигантскую нагрузку во время скоростного полета, уже не помогали летчику. Андриян обеими руками сжимал штурвал и «тянул» машину к аэродрому. Наконец впереди показалась бетонная посадочная полоса. Сейчас начнется самое трудное — посадка. После короткого молчания «Земля» снова ожила, и в непривычной тишине полета с мертвым двигателем голос командира звучал в наушниках оглушительно громко:

— Первый разворот!

С трудом удерживая машину от опасного крена, Андриян осторожно начал маневр. У него хватало высоты для захода на посадку, и когда он услышал: «Выпускайте щитки!» — то подумал, что, кажется, все в порядке и через несколько секунд он откроет фонарь, выжмет тормоза и расстегнет шлемофон, из-под которого уже стекали струйки пота. «Шасси!» — напомнила земля.

Андриян включил аварийную систему и услышал легкий толчок, но «МИГ» продолжал лететь с прежней скоростью: тормозное устройство не вышло в рабочее положение. Андриян сначала почувствовал, а лишь потом увидел, что «промазал»...

— Ваше решение?.. — с тревогой спросила «Земля».

— Буду садиться на поле...

— Убрать шасси!

— Спасибо, — сквозь зубы, не по-уставному ответил летчик.— Как его убрать, когда давления в системе нет...

В наушниках щелкнуло. Через секунду тревожный голос опять спросил громко:

— Ваше решение? Прием...

У Андрияна оставалось достаточно высоты, чтобы сбить предохранитель катапульты и выброситься с парашютом, и, видимо, на аэродроме ждали, что он так и сделает. Но услышали другое:

— Прежде всего — спокойствие! — ответил Андриян не столько им, сколько самому себе, и «Земля» больше уже не рисковала давать ему советы.

Рассказывая об этом, Андриян словно заново переживал те короткие, как выстрел, секунды, когда его «МИГ» безмолвной серебристой тенью несся уже за чертой аэродрома. Говорил он отрывисто, скупо:

— Я не слышал удара колес. «МИГ» чиркнул по траве крылом и застыл.

Я сбил фонарь и выскочил наружу. Когда снял шлемофон и прошел вперед, то метрах в пяти увидел ров. Наверное, остался еще с войны. Противотанковый. Если бы я в него въехал — конец пришел бы машине...

Наверное, в этой фразе о машине сказалось то отношение Андрияна к вещам, к сделанному человеком.

Мы дружим с Андрияном с того самого дня, когда впервые повстречались и вместе готовились к полетам в космос. А когда он провожал меня на космодроме, пожалуй, никто больше нас не сожалел о том, что в корабле нет кресла для второго космонавта. С таким, как Андриян, легко работать, жить и идти на любое трудное дело.

В этом убедился Павел Попович, в этом убедился весь мир, покоренный подвигом Андрияна Николаева.

Павел Попович — наш парторг — прибыл в отряд первым. По просьбе старшего командира он встречал зачисленных в отряд Юрия Гагарина, Андрияна Николаева, меня и остальных ребят. Помогал нам расквартировываться и отвечал на первые наши вопросы.

Ответы эти не были, конечно, исчерпывающими, но все-таки он был тем «добрым ангелом», который старался как мог удовлетворять наше любопытство.

О самом себе он рассказывал охотно.

Его первое знакомство с авиацией было трагичным.

Во время войны, когда его родной край был оккупирован фашистами, подбитый краснозвездный штурмовик «Ильюшин» с трудом тянул на свой аэродром, но, видно, кончились силы в руках тяжко раненного пилота, и штурмовик рухнул рядом со зданием сельской больницы. Вокруг собрался народ.

Отец Павла, одним из первых оказавшийся у места катастрофы, попытался достать погибшего летчика.

Когда же он приблизился к останкам самолета и стал отдирать листы исковерканного дюраля, воспламенился бензин. Взрыв потряс тихие улицы поселка...

Смельчаков отбросило взрывом. Кое-как отец Павла поднялся на ноги, но, не дойдя до дома, упал. Больше года пролежал он, обгоревший, в постели, на грани смерти и жизни. Однако этот случай не только не отпугнул Павла от авиации, став летчиком-реактивщиком, он вступил в отряд космонавтов и вместе с Андрияном совершил беспримерный групповой полет.