Из дома распространялся аромат готовящейся еды, и не найдя чем занять себя он зашел во внутрь.

– Им обязательном всем здесь стоять? – ,практически весь стол, каждый подоконник, все в доме было заставлено ящиками с рассадой.

– А куда мне их поставить? – Энна опустила голову на сложенные на столе руки, и снизу вверх рассматривала впервые в жизни выращенную ей рассаду. Каждый день он следила за ней, радовалась, и гордилась собой. Еще совсем недавно росточки были маленькие, хиленькие. Но каждый день, они наслаждались все более и более ощутимыми прикосновениями солнышка, и росли, вытягивались, полнели. Каждое утро они становились еще больше чем вчера, еще сильнее.

Испытывая злость, от того что никто его не слушает, продолжая жить в мире, в котором знал лучше всех, что делать, в котором говорил а его слушали, он схватил ящики, и поставил их у двери, под вешалкой.

– Вот так нельзя?!

– Нет! Аккуратней, ты же поломаешь их! – и она опять с трудом от тяжести земли в них, поставила ящики на стол, - не лезь сюда, ты не ничего не понимаешь, и не знаешь! Им свет нужен!

– А мне стол!

– Тебе что столов мало?! Иди, в бане посиди!

– Для них должно быть свое место!

– Да? Ты Марину всю жизнь своими придирками мучал, а теперь на меня перекинулся? Место нужно?! Ну, так сделай!

– И сделаю! – и он вышел во двор. Как раз во время, пришел Палыч, договариваться о пахоте.

– Микаил, день добрый.

– Добрый.

– Ну что, пахать будем?

– Будем – и вопрос этот, вроде как вернул его на то место в жизни, к которому он привык. Снова появилось чувство собственной значимости. И плечи как-то сами собой выровнялись, и подбородок выше поднялся.

– Тоди завтра приду.

– Давай, до завтра.

Он еще какое-то время стоял на улице, вдыхая весну, и думая над ее словами. «Марину мучил? Придирками?!». И согласился. Не хотя, чувствуя свою какую-то ущербность, какую-то ничтожность. «Я действительно люблю придраться. И Бог дал мне в жены женщину, которая на все сто процентов удовлетворяла эту потребность! К ней просто не возможно не придираться!».

Утром, в ожидании такого важного события, он встал бодрый и радостный. Вот и ему нашлось дело! На огороде уже был Палыч с сыновьями, они осматривали его, в самом дальнем конце стоял мул, за ним был зацеплен плуг, животное, насторожено водило ушами, наблюдая за незнакомцем.

– А почему не лошадью? – спросил Миша.

– А зачем же? Мул и сильнее, и увереннее, и плуг тащит ровно.

– А у Сюрки лошадью пахали, - не сдавался Миша, он вел себя также как и всегда, когда хотел получить желаемое. А в данный момент он считал правильным пахать лошадью.

– Ну, у Сюрки огород поменьше будет, да и ровный, а здесь склон, и выравнивать его надо. Так, ты иди, не мешай. Я уж поверь, побольше твоего, соображаю.

Миша отошел от них, став по другую сторону огорода. Они начали пахать, вдвоем с сыном придавливая плуг, что бы он крепче в землю входил.

«Но почему так?» думал Миша, видя, как они пашут. Он уже хотел подойти и сказать, что бы пахали вдоль а не поперек, как Палыч остановил животное. Подойдя к ним, с трудом переставляя ноги с налипшей на обувь грязи.

– Палыч, надо бы весь огород вспахать. А то, что будет, эта часть вспахана вдоль, эта поперек.

– Так весь и вспашем. Ты Мик, не знаешься в этом.

– Я – хотел сказать, что может и не занимался хозяйством в своей жизни, но многое понимает.

– Подожди. – Палыч движением руки остановил его, вытер со лба пот, и лишь потом продолжил - Ты на тот, дальний конец отойди, и посмотри оттуда, где какой наклон. Где вдоль пахать надо, а где поперек – и улыбнулся ему, поправив съехавшую шапку - иди, не переживай. Я-то может и не так уж умен, как хотелось бы, но свое дело знаю.

Он все же остался.

– Палыч, - слова дались с трудом, от неясного ощущения превосходства этого старика перед ним, - научи меня пахать.

И он весь день помогал им, трудясь наравне с мужиками. Возвращаясь домой, он радовался, чувствуя усталость в руках от постоянного давления на плуг, и в ногах, от тяжелых комьев земли, прилипших к ногам. И от того, что теперь он стал чуточку нужнее здесь.

Миша с тяжестью для своей гордости, но все же учился жить по-иному. Не быть директором, не руководить всеми и вся. А порой спрашивать совета, у людей, не умеющих читать и писать, не оканчивающих институтов, но все же в чем-то умнее и мудрее его.

**

Засаженное поле, встретило их морем колосков, с которыми играл легкий ветер. Поле волновалось и вдыхало солнце, а они шли вперед, туда, где год назад выкинула их гроза.

– Не опускай руки Энн.

– Не опущу.

Они стояли посредине, огромного, бескрайнего, взволнованного порывами ветра поля, и вокруг них были только первые колосья, да редкие, вспархивающие вверх птицы.

Весь путь домой, долгий и трудный, они прошли в молчании. Думая и прощаясь, с тем, что когда-то было настоящим. С мечтами, коим более не воплотиться, с людьми с которыми больше не встретиться.