Эти двойники, «портреты» животных были и тождественны изображённым животным, и явно несовместимы с ними, что, как мы знаем, суть дипластия, изначальная операция ума. С логической точки зрения это абсурд. «Создание изобразительных двойников было созданием устойчивых нелепостей, или абсурдов, типа „то же, но не то же“ и тем самым выходом на уровень, немыслимый в нервной деятельности любого животного Последующая история ума была медленной эволюцией средств разъединения элементов, составляющих абсурд, или дипластию.» (Б. Ф. Поршнев, 2007, с.466). Эмоции кроманьонца на само животное и на его изображение были одинаковы и эти эмоции нуждались в абсурде.

Только у человека тормозная доминанта, подавляемая у всех прочих животных, постоянно прорывается наружу и подавляет при этом адекватные первосигнальные рефлексы. Только когда контрсуггустия преодолеет суггестию произойдёт некоторое примирение первой и второй сигнальной систем, ещё раз подчеркнём, некоторое. Но пока кроманьонец находится во власти дипластий, фундаментально несовместимых с нейрофизиологическими операциями в рамках первой сигнальной системы. Формальная логика человека, как и первая сигнальная система (АКС), руководствуются принципом «да-нет». В основе дипластии лежит не принцип бинарной оппозиции, а бинарного сочетания.

«Как условия абсурда можно было бы сформулировать противоположности трём основным законам логики: 1) обязательность многозначности (минимум двусмысленности) терминов, т. е. А/=А, 2) обязательность противоречия, 3) вместо „или-или“ — „и-и“. В таком случае всякую логичность следует рассматривать как нарушение этих правил. Далее, есть возможность эти формулировки законов абсурда свести к одной позитивной. А именно, формулой абсурда может служить А=В. Употребив две разные буквы — А и В, мы показали, что оба элемента различны, но, соединив их знаком тождества, тремя чёрточками, мы показали, что они тождественны. Любопытно, что логик Коген в „Критике чистой логики“ тоже представил подлинной элементарной основой мышления не пустое тождество А = А, а тождество А = В, хотя у него нет и следа генетического подхода к мышлению. К данной внутренней структуре дипластии нужно добавить указание на её внешнее положение: она тем чище, чем она изолированнее, т. е. не входит в цепь других подобных. Оба элемента пары, по определению, должны быть столь же несовместимы друг с другом, как нейрофизиологические явления возбуждения и торможения. Но это значит лишь, что и в самом тесном слиянии они не смешиваются. Собственно, к физиологическому антагонизму возбуждения и торможения восходит всякое явление функциональной оппозиции в человеческой психике, включая речь (фонологическая и синтаксическая оппозиция). Но это не значит, как уже говорилось, что человек в дипластии может сливать возбуждение и торможение, — он может сливать в дипластии два раздражителя противоположного знака. Эта спайка — явление особого рода: в глубоком прошлом бессмыслица внушала священный трепет или экстаз, с развитием же самой речи, как и мышления, бессмысленное провоцирует усилия осмысления. По афоризму Н. И. Жинкина, „речь есть не что иное, как осмысление бессмысленного“. Дипластия под углом зрения физиологических процессов — это эмоция, под углом зрения логики — это абсурд.» (Б. Ф. Поршнев, 2007, с.468).

Собственно говоря, применение понятия абсурд к дипластии неправомерно, поскольку она вообще не имеет смысла, находится вне семантики. Только когда появляются значение и понятие дипластия становится абсурдом, но до этого ей необходимо образовать комплекс с другой дипластией, в результате чего получается трипластия. Для того, чтобы она образовалась, один элемент у дипластий должен быть общим.

В дипластии знак и обозначаемое неотличимы, они могут попеременно играть ту или другую роль. Иное дело в трипластии: по отношению к общему элементу дипластий два других элемента являются взаимозаменяемыми и эквивалентными. Эти элементы полностью отличаются друг от друга и никак друг с другом не связаны, что, как вы помните, существенно для знака.

Трипластия существует в двух вариантах. Красный треугольник демонстрирует ситуацию, когда одной вещи — а — соответствуют два «знака» — b и c, полностью взаимозаменимые по отношению к а. Синий треугольник демонстрирует обратную ситуацию, когда роль «знаков» играют две вещи — b и c, взаимозаменяемые по отношению к одному слову — а. «„слову“ а». «Взаимозаменимость двух „слов“ образует основу „значения“: последнее, как уже говорилось, есть их инвариант, т. е. то, что остаётся неизменным при их обмене, переводе, иными словами, при аннигиляции их различий; этот неразменный остаток как раз и есть нечто, стоящее между „знаком“ и „денотатом“ (обозначаемым объектом)… разгадка „значения“ таится в явлении синонимии, но, очевидно, надо преодолеть традиционное связывание этого важного понятия только с лексикологическим уровнем: в широком смысле синонимами можно назвать не только два слова, но и любые две группы или системы слов. Каждому слову и каждому предложению в нашей современной речи может быть подобран лингвистический эквивалент — будь то слово, фраза, обширный текст или паралингвистический знак, и мы получим два (или более) синонима, которые объясняют друг друга, т. е. которые имеют общее значение. Что же касается взаимозаменимости двух „вещей“, то она образует основу „понятия“. Если две разные вещи обмениваемы друг на друга по отношению к некоему слову, значит, это есть отвлечение и обобщение в данном слове их инварианта или их контакта.» (Б. Ф. Поршнев, 2007, с.470).

Появление категории значения очень важно для эволюции человека, он уже почти выходит из мира суггестии и вот-вот вступит в мир познания, в наш современный мир. Именно значение позволяет изолировать денотат, обособить его от бесконечного множества других явлений окружающей среды. Кстати сказать, это приводит порой к неменьшим искажениям, нежели дипластии. Здесь начинает работать логика, которая должна находить каузальные или структурные связи между этими изолятами, но уже не случайные, как в дипластии, а, по возможности, реально существующие.

Только с момента появления трипластии мы можем говорить о начале развития мышления и, одновременно, о начале развития контрсуггестии. Именно контрсуггестия позволит превратить вторую сигнальную систему, которая уже на протяжении нескольких десятков тысяч лет успешно служила кроманьонцу как надёжный механизм интериндивидуального влияния, в механизм отражения и познания и, тем самым, в превращение его в человека, в Homo sapiens sapiens.

Тем не менее, трипластиями дело не заканчивается. Они — трипластии — тоже начинают попарно соединяться и образуют уже тетрапластии. Тетрапластия — это уже реальный шаг в логику. Здесь мы уже имеем знаки — а и b, а также их денотаты — с и d, и все они связаны через значения и элементарные понятия.

Тетрапластия делает возможными следующие дипластии: а. соединяющие два знака; в. соединяющие каждый из знаков с денотатом; с. соединяющие значение с понятием. При этом сохраняются основные характеристика дипластии — различие или независимое бытие между двумя предметами или представлениями и их сходство или слияние. Среди всех возможных сочетаний этих признаков дипластии нас особенно интересуют два. В первом случае тождество, сцепление практически отсутствует, во втором почти нет различия, обособления.