– Хорошо, - согласился он.
– Я объясню тебе политику Чикаго. Рассказывай.

И я рассказал. Говоря, я ни разу не поднял глаз от стола, зная, что Джоули смотрит на меня не мигая. Оказалось, выкладывать голые факты не так страшно, когда не касаешься эмоций. А я старался их не касаться. Как мог.

Как только стадион был заполнен, выходы перекрыли. Я описал все - и военные вертолеты, появившиеся с началом концерта, замершую толпу, и рок-звезду Скеллиса, который еще недавно давал вполне мирную пресс-конференцию. Как он свесился из вертолета вверх тормашками, зацепившись ногами за полозья, чуть ли не выпадая, с мегафоном в руках, как его волосы от ветра стояли дыбом. И на мгновение его голос, казалось, перекрыл шум мощных лопастей. Он выкрикнул только одно слово:

– ГУЛЯЕМ!!!

И гулянка началась…

Я не рассказал, что чувствовал, прячась в шкафчике, потом пробираясь по скользким от крови ступенькам, через раздевалку, стараясь не наступать на… хотя не наступать было невозможно. В общем, создавалось впечатление, что поработал гигантский миксер и взбил все содержимое Стадиона в протеиновый коктейль. В воздухе стоял красный туман, висел пеленой и капельками оседал на моей одежде, коже и волосах. И когда я подумал, что выхода нет, то увидел его - небольшая дверь, непонятно для чего предназначенная. Там было пусто, но, как и все, она охранялась - в нескольких шагах стояла дама из банды, во всеобщем милитари-стиле, выделяясь только рыжими волосами из-под пятнистой повязки на лбу. Тогда я ни о чем не думал - просто взял и пошел к двери, а она сидела, закрыв лицо руками. Я понимал, что рыжая меня прекрасно видит (или слышит?) и все ждал, когда она выстрелит или бросится на меня и загрызет. Но она не выстрелила и не бросилась. Она почему-то дала мне уйти. Шаг за шагом.

Когда дверь за спиной закрылась, у меня началась истерика.

От журналистов и полиции я прятался еще тщательнее, чем от вампиров, а потом просто пришел домой и лег спать. Я не представлял более, как смогу выйти на улицу ночью, я, казалось, навсегда возненавидел красный цвет и море. Потому что запах моря напоминает мне запах крови.

Ничего этого я не рассказал. Но Джоули это и не было нужно. Он ни разу не перебил меня. Казалось, он слушал больше не ушами, а кожей, и ментально я сказал гораздо больше, чем планировал.

Я замолчал, хотя сразу этого и не понял. Мысленно я еще оставался там и видел бледное, забрызганное кровью лицо Скеллиса, когда он с автоматом через плечо остановился перед моим укрытием, словно мог меня видеть через одностороннее зеркало. Как он ушел…

Я даже не заметил, что Джоули исчез. Вернувшись, он положил передо мной зеркальце. На нем серебрились две кокаиновые дорожки.

*

– Насколько я знаю Скеллиса, этого можно было ожидать, - сказал он, отстранив меня от стола и продолжая мою работу сам.
– В любом городе, исключая наш, ну, еще Филадельфию - город братской любви, и, пожалуй, Бостон. Но у каждого свои крайности.

– Ты о чем?

– Наша Перл - отпетая законница. Она тащится от того, что создает законы и способна заставить целый город соблюдать их. Представил себе?

– Марго Тэтчер моего возраста.

– Пять баллов!
– восхитился Джоули.
– Самое то. Так вот - если ты думаешь, что вампирам легче существовать, имея над собой такую, как Перл, то это еще как сказать. В Чикаго, как ты уже понял, не-мертвым запрещено убивать. Мало того - любого, кто убьет человека или обратит без согласия, Перл сама казнит быстро и жестоко. Труп за труп, даже если это живой труп. Полиция никогда не успевает за ее убийцами, да и не пытается. Кроме того, она в прекрасных отношениях с мэром - это был своеобразный пакт.

– С мэром Диллоном?
– У меня глаза на лоб полезли.
– Хочешь сказать, мэр общается с вампирами на этом уровне? Так, просто? И это не тайна?

– Тайна, - согласился он.
– Но если кто-то вздумает болтать, ему все равно не поверят. А жить ему останется меньше, чем нужно, чтобы дойти до автобусной остановки.

Я замолчал, раздумывая. Потом сказал:

– Как-то это… аморально, что ли…

– Что именно?

– Ну, убивать своих. Как-то неправильно.

– Но эффективно.

– Да, - подтвердил я, - не могу отрицать. Откуда у нее такое влияние?

Джоули засмеялся, будто услышал хорошую шутку.

– Вопрос в яблочко, Финикс. Дело в том, что существует кое-кто, без кого Перл была бы всего лишь маленькой клыкастой политиканкой. Его зовут Данте, и говорят, он старше, чем остров Манхэттен. А еще говорят, если сильно захочет, на завтра вместо города будет воронка величиной с Море спокойствия.

– Серьезно?

– Как инфаркт. И при этом политика его совершенно не интересует. Его, похоже, вообще ничего не интересует. Он во всем потакает Перл, а она вовсю пользуется его силой и именем, и ему это безразлично.

– Ну не может же у тысячелетнего вампира совсем не быть амбиций?

– Не знаю… Может, их реализует Перл. А может, он просто устал. Знаешь, почему в Нью-Йорке такой беспредел? Потому что над ними нет Данте, который может устроить геноцид силой мысли. Скеллис - просто вша, балдеющая от своей безнаказанности. Но встреться он с настоящей силой, которой даже оружие не нужно, облизывал бы нашей Перлите туфли и проливал бы горькие слезы.

– Интересно, как же вы живете в таком жестком режиме?
– спросил я непринужденно. Я хотел спросить “чем вы питаетесь”, но эта формулировка показалась мне недостаточно корректной.
– Не все другие, а конкретно вы?