Среди ночи, когда хозяева давно спали, утомлённые и испуганные, а Владимир боролся с дремотой, Гита неожиданно пришла в себя и расширенными глазами уставилась на лучину.

— Где я? — прошептала она.

Мономах встрепенулся, сразу почуяв перемены.

— Под Смоленском-городом, — ответил он, наклоняясь и сжимая пальцы жены в своей руке. — Десяти вёрст не доехали. Не поспели...

— Не поспели, — вздохнула Гита. — Не поспела я... ничего я не поспела...

— Что ты, что ты, — попробовал остановить её Мономах.

Но женщина нахмурилась и зашептала:

— Не поспела я ничего. Сыны мои не выросли, внуков не дождалась.

— Мстислав...

— Мстислав, — встрепенулась Гита, осмысленно взглянув на мужа. — Гаральд мой — тебе наследник. Береги его, не отпускай от себя. Пусть он привыкает. Я знаю — ему великим князем быть тебе вослед! Не Ярополку, не Изяславу, не Святославу... Только Мстислав! Держи его подле себя! Он — великий князь! Гаральд! Мой прекрасный Гаральд... Я скучаю без него. Почему его нет здесь? Почему я тут умираю, а не подле него?

— Ты не умрёшь, — перебил Мономах. — Ты выздоровеешь. Ты же болела прежде, помнишь? Ещё до того, как родила Юрия. Тогда я тоже боялся, что умрёшь. Ты выжила и родила мне двоих сыновей...

— И оставляю их совсем одних...

— Ты не умрёшь! Не умрёшь! Завтра мы едем в Смоленск. Уже вечером тебя отпарят в бане, там хорошие лекари. К весне ты встанешь на ноги и поедешь к Мстиславу. На маленькую Ингеборгу поглядишь...

Последняя, четвёртая по счету дочь Мстислава родилась в конце прошлого года, на Покров. Мономах хотел, ворочаясь из поездки по волостям, завернуть к сыну в Новгород, своими глазами увидеть всех его детей. Но болезнь жены заставила отменить поездку.

— Ингеборг... по деду и бабке, — вздохнула Гита. — Не увижу я её. Только что во сне... Усталая, Владимир. Очень устала. Спать хочется.

Она вздохнула и закрыла глаза. Мономах некоторое время сидел, глядя на лицо жены и прислушиваясь к её дыханию. Потом сон сморил и его.

Когда он пробудился, внезапно, будто от толчка, Гита, дочь Гаральда, последнего короля Англии, уже не дышала...

Вместе все сыновья Мономаха собрались только на похороны матери.

Рано разбросала их судьба по Руси. Мстислав с раннего детства княжил в Новгороде, вослед отправился на своё первое и последнее княжение его брат Изяслав. Потом отчий дом оставили Роман, Святослав и Вячеслав. Совсем детьми Мономашичи садились в Смоленске, Ростове, Курске, Суздале, укрепляя власть отца. Юрию, недавно помолвленному с половчанкой, тоже был уготован удел. Не выделенными оставались только Ярополк, которому отец готовил переяславльский стол, и Андрей — тот был слишком мал, чтобы покидать родной дом.

Старшие сыновья, все рослые, в мать, и крепкокостные, в отца, собрались в переяславльском тереме, откуда в последний путь должна была отправиться Гита. Мстислав словно впервые видел братьев — горделивого Ярополка, тихого, молчаливого книжника Святослава, спокойного, добродушного Вячеслава и почти не отличимого от него норовом Романа.

Братья молчали, собравшись в палатах. У всех были свои столы, свои дела и думы. Они не играли вместе в бабки и войну, не кидались снежками на масленичных гуляниях и не бегали всей гурьбой на речку ловить карасей. Княжичи по роду, они слишком рано хлебнули взрослой, непростой жизни и сейчас просто не знали, как вести себя.

Дверь отворилась. На пороге замер отрок лет десяти. Большие синие глаза с любопытством уставились на пятерых взрослых мужей, из которых лишь один был знаком.

— Гюрги, — позвал Ярополк, — поди ближе.

Юрий переступил порог, подошёл, встал среди старших братьев, запрокидывая голову, чтобы видеть их лица. Мстислав улыбнулся. Младший брат живо напомнил ему старших сыновей — Всеволода и Изяслава. Один был немного старше, второй — младше. Всеволод просился с отцом в дорогу, но Мстислав уговорил мальчика остаться дома, беречь мать и братьев-сестёр...

— Не скучно одному-то? — спросил Мстислав.

— Нет, — мотнул головой княжич. — Только грустно без мамы.

— Ты молись за неё. Она там, на небесах, нас не оставит.

— Я знаю, — Юрий шмыгнул носом. — Я молился... утром. Только всё равно...

Он понурился, зашмыгал чаще, и Мстислав привлёк брата к себе. Мальчик засопел, уткнувшись носом ему в живот.

— Нам тоже без неё грустно, — сказал старший брат младшему. — Но ты не горюй. Крепись. Ты же князь. И у тебя отец. И Андрейка с Евфимией. Они совсем малы, ты у них опора. Да и отцу трудно одному будет. Так что ты уж постарайся не плакать.

— Отец меня... на княжение хотел... скоро уже...

— Тем более крепись! Там ни отца, ни братьев-сестёр рядом не будет. Так что привыкай! А мама... Она нас не оставит.

— Она теперь будет ангелом?

— Да, ангелом.

Юрий вздохнул и выпрямился. Глаза его блестели, на щеке обозначилась мокрая дорожка, но он решительно вытер её кулаком.

— Это хорошо, что она будет ангелом, — сказал он с недетской серьёзностью. — Я тогда ей буду молиться.

Остальные братья помалкивали. У них ни у кого не было детей, и они просто не знали, как надо говорить с ними.