Вот Женька сидит на парапете, болтая ногами, и ест мороженое. Дразнящее проводит язычком по сладким губам и смеется, когда Лешка пытается поцеловать ее. Вот она хмурится и откидывает назад волосы, а каштановые пряди падают на глаза, мешая сосредоточиться на работе. Она могла просиживать за новым проектом часами, доводя до совершенства каждую мелочь. И Алексей безрезультатно пытался уложить ее спать, слыша в ответ лишь короткое "сейчас". Вот она плачет, и он бережно вытирает ее слезы, прижимает к себе, не зная, чем он может помочь. Женя редко плакала, и в такие минуты Алексей ощущал себя беспомощным и растерянным, не всегда понимая причину ее состояния. Пока он сам не стал причиной ее слез. Их первая ссора. Короткая, бурная, бессмысленная. В тот момент он ощущал, как в нем поднимается злость. Ее желание узнать о нем больше, чем он хотел и мог рассказать. Затаенная обида в глубине янтарных глаз, закушенная до крови губа, когда он резко прервал ее попытки затронуть болезненную для него тему. Он никогда и никого не подпускал к себе так близко, как Женьку, и все равно не смог объяснить, почему разговоры об отце вызывают в нем такую реакцию. Открывать перед другими душу оказалось страшнее, чем идти по натянутой над пропастью канату. Один неверный шаг и ты летишь в никуда, теряя опору под ногами. Так было всегда, и тот раз не стал исключением. А она раскрылась перед ним. Смогла рассказать о своей семье, о матери, которую Алексей не мог ни понять, ни оправдать, как бы Женька ни пыталась убедить его в обратном. Он не понимал, как мать может бросить своего ребенка и уехать в другую страну. Женька говорила, что-то о новой семье, в которой она бы не смогла прижиться. Но это были чужие слова, не ее, и звучали они до невозможности фальшиво. За ними пряталась маленькая девочка, которая оказалась никому не нужна. И вынуждена была смириться с правдой, которую ей навязали. А он не смог быть откровенным. Не выдержал ее ласкового взгляда, в котором сквозила жалость, когда он сказал, что его родители разбились на машине. Потому что отец сел за руль пьяным. Алексей узнал об этом много позже, не в день аварии, и ненависть, поднявшаяся в нем, продолжала гореть и сейчас. Человек, который учил его собранности, не давал послабления ни в чем, требуя безоговорочного подчинения и принимая за него решения даже в мелочах, в тот день позволил себе расслабиться. И стал причиной гибели единственного дорогого для Алексея человека. Его матери. Всегда тихая и покорная воле мужа, она не посмела ему перечить и поплатилась за это собственной жизнью. И вспоминать об этом было для Алексея слишком мучительно. Он боготворил отца, считал его лучшим человеком на земле и отчаянно стремился быть на него похожим. Во всем. Жесткий, категоричный, властный, Бекетов-старший являл собой образец для подражания. Всего в своей жизни он добился сам, начиная от фирмы, которую он построил фактически с нуля, заканчивая бесспорным авторитетом в семье. Никто и никогда не смел ему перечить. Его уважали и боялись. Хватало отрывисто брошенного слова, чтобы заставить делать так, как он того хотел. Он никогда не просил, лишь требовал. Безапелляционно и жестко. И Алексей с детства привык следовать установленным правилам. Никаких слез и сожалений. Никакого проявления слабости. И никакой нежности. Отец видел в Алексее свое продолжение и воспитывал его в соответствии со своим представлениями. Вместо развлечений были изнуряющие занятия. Борьба, теннис, плавание, языки. Потом школа, в которой Алексей проводил времени больше, чем дома. И никаких поблажек. Но за похвалу отца он готов был терпеть боль и бороться с накатывавшим порой отчаянием. Был лишь один страх, что он не справится, не сможет, сломается, так и не добившись поставленной перед ним цели. И он старался, сжимал зубы и всегда шел вперед, как бы тяжело не было. А потом в один миг все сломалось. Вывернулось наизнанку и ранило так сильно, что он не мог дышать. В тот день он случайно услышал разговор Натальи с дядей. Он проходил мимо отцовского кабинета, откуда раздавался негромкий гул голосов. Хотел пройти мимо и не смог, ноги словно приросли к месту, когда из-за двери раздался грохот, словно кто-то ударил кулаком по столу, и мужской бас, сорвавшись на высокой ноте, произнес:

– Этот сукин сын даже не задумывался о последствиях, Наташ. Он выволок Катерину из комнаты и заставил ехать с ним. Ты понимаешь, Виктор был пьян!

– Но почему?
– Наталья говорила так тихо, что Алексей едва различал слова.

– Потому что Катя потребовала развод!

Тишина сгустилась вокруг Алексея. Он не понимал, как мать могла помыслить уйти от отца. Как отец мог сесть за руль будучи нетрезвым. Мир перевернулся с ног на голову. Перед глазами замелькали белые мушки, и мальчик прислонился спиной к стене, чтобы не упасть.

– Она знала о его связи с Радой, Наташ. И больше не могла терпеть. Слишком часто он поднимал на твою мать руку, уверенный в своей безнаказанности, - мужчина тяжело вздохнул и замолк.

А Алексей пытался осмыслить услышанное и не мог. В его голове не могло уложится то, что он только что узнал. Он сглотнул, раз, другой. Оторвался от стены и побежал в свою комнату. Достал из комода фотографии отца, бережно хранимые им все это время, и долго всматривался в родное, ставшее в один миг ненавистным лицо. А потом разорвал каждую. На мелкие кусочки, ощущая как внутри пульсирует боль. Он не плакал, просто потому что не мог. И только судорожно сжимал и разжимал кулаки, понимая, что уже ничего не в силах изменить. Ему вспомнилась мать. Ее кроткие карие глаза, ласковые руки, которые обнимали его. И ощущение потери нестерпимо жгло его, подпитываемое ненавистью и разочарованием.

Он не говорил об этом ни с кем, даже с Натальей, которая пыталась добиться от него, что произошло, когда нашла его сидящем на полу с обрывками фотографий в руках. Ни тогда, ни потом они не поднимали эту тему. И Алексей запер воспоминания об услышанном случайно разговоре, спрятал их так глубоко, как мог. Остались лишь боль и ненависть. И одно единственное желание, никогда не быть похожим на человека, который сломал его жизнь.

И когда Женя спросила Алексея об отце, он сорвался. Беспричинно и глупо, выплескивая на нее свою ярость. Он понимал, что не прав и Женька не виновата в тех чувствах, что поднимаются из глубины души, обнажая не заживавшую столько лет рану. И не мог остановиться. Алексей даже не извинился. Схватил со стола ключи от машины и ушел. Ночной город, наполненный огнями, по которому он бессмысленно колесил в ту ночь, отвлекал от мыслей, роившихся в голове. И только глаза цвета меда смотрели на него из темноты, с обидой и грустью.

Зазвонивший телефон вырвал Алексея из кружившего водоворота. Заполнил сгустившуюся тишину, взрываясь переливистой трелью. Бекетов оглянулся по сторонам в поисках сотового. И лишь спустя минуту понял, что звук доносится из кармана пиджака. Достал телефон и, не глядя, поднес к уху, нажав на "прием". Ему было не важно, кто звонит и с какой целью. Он сделал это скорее автоматически, не представляя, что этот звонок вскоре изменит не только его жизнь.

В трубке раздавалась громкая музыка, перемежаемая взрывами хохота и гулом голосов.

– Бекет, нужно поговорить.

Алексей замер. В груди поднималась едва контролируемая злость. И ненависть. Выжигая все внутри. Ему звонил Круглов.

– Я в "Парисе". Если есть желание. Приезжай.

Бекетов сжал зубы, пытаясь осмыслить услышанное. Дерьмо. Не хватало слов, чтобы выразить свою радость от неожиданного предложения. Он лишь коротко бросил:

– Буду через полчаса.

Нажал на "отбой" и завел машину. Хотелось сорваться с места и гнать на предельной скорости. Но Бекетов заставил себя успокоиться, хотя перед глазами висела красная пелена. Сукин сын соизволил появиться спустя месяц после того, как собственноручно превратил его жизнь в ад. Сколько раз Алексей представлял, как свернет ему шею, как впечатает свой кулак в ненавистную физиономию. И сейчас жажда расправы владела им, не оставив места для других мыслей. Алексей судорожно выдохнул, досчитал до десяти и... вжал педаль газа до упора.

До "Париса" он добрался за четверть часа. Немыслимое для такого расстояния время. Но ему было все равно. Выйдя из машины, Алексей огляделся. Неоновая вывеска мерцала в темноте, завлекая жаждущих познать удовольствие плоти. Но оно было доступно лишь избранным. Закрытый клуб, куда обычным посетителям вход заказан. Хотя сегодня его ничего не могло остановить. Алексей вбежал по ступенькам, быстро прошел мимо охраны, молчаливо взиравшей на происходящее. Его узнали и пропустили беспрепятственно. Плевать. Даже если бы ему пришлось врываться силой. Громкая музыка плескалась в зале, наполненном людьми. Запах сигарет и травки, приторно сладкий и дурманящий. Извивавшие на шесте полуголые танцовщицы, поражавшие воображение своими формами. Он пришел сюда не за этим. Взгляд Алексея блуждал среди собравшихся в этот вечер, в поисках единственного лица, которое он хотел увидеть. Но Круглова среди них не было. К Бекетову подбежал человек, представившийся администратором, и попросил пройти за ним. Надо же, его ждали. Прекрасно. Алексей сжал кулаки и последовал за удалявшейся в толпе фигурой в светлом пиджаке. Особо рьяная девица попыталась потереться об него своим телом, но Алексей оттолкнул ее, продолжая двигаться в заданном направлении. Ярость нарастала, сменяясь бешенством. Музыка стала чуть тише, когда они вошли в слабо освещенный коридор, по обе стороны которого располагались двери. Одна из них была приоткрыта, и оттуда раздавались громкие женские стоны. "Светлый пиджак" прокашлялся, но так и не произнес ни слова, и, указав на искомое помещение, поспешил скрыться. Алексей попытался взять себя в руки, но бурлившая в нем злость, казалось, сама вела его. Он с силой толкнул двери и уперся взглядом в приспустившего штаны Круглова, который ритмично двигался, удерживая за волосы брюнетку, корчившуюся в его руках то ли от охватившего ее экстаза, то ли от боли. Какая нахрен разница. В одно мгновение на ее месте представилась Женя, и Алексей потерял контроль. Бекетов в один прыжок добрался до Круглова и отбросил его к стене. Навис над ним, приготовив кулак для удара, и с нескрываемым удовольствием впечатал его в ненавистное лицо. Раздался хруст и придушенное "твою мать". Круглов держался за нос, а по подбородку стекала маленькая струйка крови. Брюнетка истошно завизжала, и Алексей на мгновение отвернулся. И тут же получил удар под дых, от которого согнулся пополам. Глаза застилала пелена, ярость смешивалась с болью, соединившись в адский коктейль. Послышались торопливые шаги, и Бекетов успел увидеть несколько крепких ребят в камуфляже, которые тут же скрутили его, заломив за спину руки и вынуждая смотреть в пол. Алексей дернулся. Бесполезно.

– Бекетов, ты совсем ОХРЕНЕЛ!
– прорычал над ухом Круглов.

Алексей сплюнул.

– Пошел на**!

– Пойду вслед за тобой!

Послышался звук застегиваемой ширинки и "свали отсюда!". Длинные ноги в серебристых босоножках пробежали к дверям.

– А теперь слушай меня, Отелло! Или мы разговариваем спокойно, или тебя выводят отсюда к чертовой матери!

Алексей выругался сквозь зубы. Устраивать побоище он в принципе не собирался, но планки сорвало окончательно. А в голове билось "на ее месте могла быть Женька, твою мать, она и была на ее месте, только не здесь и в другое время". Он попытался вырваться, охваченный бешеной злостью, застилавшей глаза.