Первая фраза тоже имела бы массу вариантов, но она прозвучала в лучших традициях Сэма – тут Алекс не мог поспорить. Хотя, как признался себе позже, едва не подавился кофе после начала.

– У вас неприятности? – вежливо поинтересовался он, собираясь с духом.

За минувшие годы мужчина худо-бедно научился подстраиваться под характер Сэма, но разобраться в нём полностью так и не сумел. Гордона, с возрастом усиливавшего холодность взгляда, считали то психом, то гением. То самодуром, то авантюристом. Он ничего не подтверждал и не отрицал, довольствуясь молчаливой игрой. Но Алекс, в отличие от многих, знал, что с ним удерживаемая дистанция короче. Когда он только выпустил первый спектакль, Гордон стал брать молодого человека с собой на разные мероприятия, показывая свет и вообще жизнь. Стал воспринимать его именно в качестве коллеги, а не мальчика для временных работ. Любил рассказывать истории и знал в них толк. Хвалил и знакомил. Было ли это снисходительным поощрением или Сэм предвидел его потенциал? Именно с Алексом владелец театра несколько раз советовался, не навязывая волю, а предлагая выбор. Однажды, после долгих ворчаний и отговорок, согласился проехаться на новенькой красной Ямахе, впечатлившей всю труппу. И что это была за поездка! Гордон точно пару десятков лет сбросил, довольный и скоростью, и дорогой!

Бывали, однако, дни, когда к нему подходить не следовало – если совсем откровенно, ему и попадаться не следовало, привилегии тут не играли роли. Настроение бизнесмена менялось круче горных ветров, и Алекс в такие моменты оставался наедине с мыслью, что ничего в жизни не понимает. Он – самоубийца, депрессивный романтик, режиссёр, безбашенный искатель приключений и двукратный лауреат «Тони» не понимает величайшую шараду на своём пути – проклятого Гордона! Когда гроза стихала, он снова расслаблялся и ощущал комфорт в обществе Сэма, и так – по кругу.

Вот почему беседа в кафе не всколыхнула должного беспокойства – всё могло быть традиционной сменой настроений не в ту сторону. Гордон, однако, быстро опроверг догадку:

– Неприятности ждут Йорков, когда они узнают о моих планах, - буркнул он и, прочистив горло, заговорил громче, - всё в порядке, Алекс. Ну, насколько возможно. Я действительно умру в недалёком будущем – тебе необязательно вникать в историю болезни и начинать страдать. Ты балбес, конечно, но я слишком хорошо знаю твой характер, чтобы губить предстоящую поездку.

Разговор происходил как раз накануне перелёта в Дайтон, на ближайшее байк-шоу, полное драйва и ярких эмоций.

– Последнее замечание приятно, и, допустим, вы правы, - согласился режиссёр, не понявший, при чём тут какие-то Йорки, - но зачем тогда мы тут сидим? Заранее не приносят соболезнования, да и не нуждаетесь вы в них.

Со стороны слова могли показаться жёсткими и бессердечными, но Сэм ждал именно таких – тут Алекс тоже знал слишком хорошо.

– Я нуждаюсь в преемнике, который продолжит моё дело, - раскуривая сигару, пояснил Сэм, - у меня нет детей, нет семьи и близких, есть только театр – смысл последних десятилетий. Моя гордость и настоящий шедевр… Я был бы счастлив, если бы его унаследовал ты.

Подавиться кофе всё-таки удалось в тот день. Схлопотав крепчайший удар по спине и часто дыша, режиссёр пытался придти в себя и придумать достойный ответ. Он чего угодно ожидал, но… Конечно, и такого от Сэма следовало ожидать… Нет, чёрт возьми, он ничего не предполагал и не ведал! Глядя на изборождённое морщинами лицо, Алекс боялся переспросить, но язык, зажив собственной жизнью, уже брякнул:

– Вы в своём уме?!

Дальнейший диалог напоминал пересказ одной из пьес, ежедневно репетируемых в малом зале театра и надолго оседающих в памяти. Сэм признался, что давно задумал передать своё детище во вполне конкретные и надёжные руки – его вела с юности наработанная интуиция и собственное, давно очерствевшее сердце, порой склонное к мягкости. Алекс отказывался понимать происходящее, пребывая в шоке и задаваясь тысячью вопросов. Потянулся к оставленной в пепельнице сигаре, вдохнул дым. Повторно закашлялся.

– Ты ещё глупее, чем кажешься, - Сэм не отказал себе в удовольствии подняться ради нового шлепка по спине, - выпей воды.

– Воды? Мне бы чего покрепче, - прохрипел режиссёр, жадно глотая жидкость в бокале.

Когда он обрёл способность соображать, разговор продолжился. Сэм обрисовал возможные перспективы и пункты завещания, упомянул Джей-Джея, способного помочь, заодно приумножил его достоинства. Описал грызню, которая непременно начнётся, если после смерти театр никому не отойдёт. В Алексе мужчина видел достойную кандидатуру – максимально близкую и понятливую. Идеального наследника, умеющего быть и незаметным, и незаменимым.

«Наследник» слушал, машинально кивая на аргументы. Он – владелец театра? Он? Владелец театра?! Сэм говорил и говорил, не настаивая, но всерьёз, похоже, опасаясь отказа. Где-то в душе опять заскреблось привидение юного Джимми…

– Я могу всё обдумать? – попросил Алекс, выпивший уже три бокала воды. Он чувствовал себя так, словно поднялся на ноги после отличной катастрофы.
– Извините, Сэм, я сейчас даже не знаю, радует меня ваше предложение или хочется сбежать…