– Там серьёзно, - кивнула младшая Рубинштейн, - и там – моё большое начало…

* * *

Абрахам Дженнингс, который собственным принципам едва не изменил впервые в жизни, узнав, что новый, после съёмок, проект тоже в некотором роде исторический, встретился с Алексом на другой день, ближе к вечеру.

Отоспавшись и разобрав чемодан, актёр перезвонил Рэндаллу, справляясь о предложениях и письмах. Не то чтобы сразу тянуло прыгать из фильма в фильм, но традиция была нерушима. Пересмотрел записи с выступлений оркестра дочери, залил в компьютер фото с семьёй сына. Пролистал публикации о фильме Сони в Мексике и рассортировал по полезности накопившиеся газеты, с душевной теплотой оценивая налёт пыли, которую домработница вытирала не везде и точно не всегда. Ругаясь, вытер сам. Что бы там ни подразумевал Алекс под «лордом Батлером» и «началом двадцатого века», сперва следовало прочитать пьесу. А пьесы надо читать только в чистой квартире.

Конечно, опять на ум пришёл график возможных перелётов с озвучки на репетиции, стоило подумать о театре. Вчерашние соблазны на следующий день всегда ставятся под сомнения. Однако Алекс, появившийся на пороге со шлемом, текстом и бутылкой виски, заявил, что вопросы нуждаются в скорейшем обсуждении, постпродакшн фильма – в чествовании и вообще, не всё столь страшно. Потому что идеальный вариант – он один, и он – исключительно Эйб. При этом друг и режиссёр буквально сиял в вечерних сумерках, и Абрахам, оценив на глаз весомость бутылочного «аргумента», взялся за чтение.

Особо напиваться не пришлось – примерно через те же волшебные пять страниц хозяин квартиры понял, что добровольно попался на крючок. Сыграли роль как давно знакомые отеческие чувства, так и тоска по вкусной обстановке в лучших традициях английской классики.

– Рассчитывай на меня, Алекс, - кивнул Абрахам, смакуя и виски, и примеряемый в голове образ…

* * *

Мелли, чьи кулинарные навыки оказались не ничтожны, согласно заявлению, потихоньку преуспевала в рецептах и новом увлечении театром. Эрика понимала, что подруге, на правах человека, первым услышавшего судьбоносный звонок, охота следить за развитием событий – возражений она не имела. Правда, на всякий случай, попросила массажистку не информировать пока никого о новоиспечённом драматурге – суеверия, если и были, распространялись на всех. Даже на Виктора, которому сообщили минимум.

На работе и в дамском клубе изменений не происходило, переписка с Локвудом велась своевременно, хотя Эрика и опасалась, что кто-нибудь на летучке может испортить Эдгару настроение, а тот, в свою очередь, отыграется на кулинаре и потребует возвращения. Насовсем. К счастью, то ли команда редакции сидела тихо, то ли шеф направлял недовольство в любое другое русло – если таковое имелось. По крайней мере, проверявшаяся почта претензий не выдавала. Мисс Рубинштейн с довольной улыбкой разведчика-триумфатора представляла, как у всех вытянутся лица, едва она официально озвучит новости о постановке. Одним триумфом, конечно, не обойдётся – надо будет выстоять коллективное любопытство и другие проявления эмоций. Но это не беда…

…Встреча в «более официальной обстановке», обещанной Александром, наступила довольно скоро – четыре дня спустя. Она ещё не являлась первым собранием будущего каста или чем-то масштабным, скорее формальностью, позволяющей решить кое-какие организационные вопросы и частично сойтись во взглядах. Режиссёр сегодняшний от себя в кафе отличался повышением разговорчивости, наверняка успев что-то придумать и распланировать для грядущего спектакля.

Эрика не знала, существенно её мнение или это дань вежливости, характерной для театра Гордона. Театр, кстати, понравился – потрясающе красивый, выстроенный с размахом и величием, он стоял сам по себе, не зажатый с разных сторон, как Бродвейские варьете и мюзик-холлы, теснящиеся впритык один к другому. Многообещающе зазывая и маня, здание сияло ярко-красными дверями, застеклёнными в верхней части. Внутренняя отделка в служебных коридорах помпезностью не отличалась, но всё равно выглядела нарядно. Везде преобладало сочетание бежевого и алого цветов, сразу напомнившее нежные малиновые чизкейки. Даже в кабинете начальства было много яркости: одним из её проявлений оказался маленький пухлый человечек, представленный как Джулиан Джексон, заместитель и организатор лучшего закулисного кофе.

– Когда покончим с делами, вам двоим будет, что обсудить, - заверил Александр, - мисс Рубинштейн тоже специализируется на вкусностях.

Эрика и Джексон вежливо кивнули друг другу – следуя правилам этикета, заместитель предложил сразу сделать три порции, дабы за разговором качество напитка и оценивать.

– Четыре порции, старина, - поправил его шеф, быстро взглянув на часы, - сейчас вот только дождёмся…

Тут широко и шумно распахнулась дверь, в последний момент удержанная от крушения стены резиновым стопором.

– Простите, что опоздал, - в кабинет, с рюкзаком на одном плече, влетел не кто иной, как помощник режиссёра, - на сцене задержали немного и…

Увидев примкнувшую к коллегам девушку, сидящую возле стола, он моментально остановился, расплываясь в счастливой улыбке. Мультяшно-огромные глаза – ещё более живые, чем на фото – стрельнули по драматургу заинтересованностью.

– Вы и есть Эрика Рубинштейн? Рад познакомиться, Дэниел Спаркс, кажется, я буду вести спектакль по вашей пьесе – она мне, между прочим, понравилась, великолепная задумка.

– Правда? Спасибо, и я знакомству очень рада, - Эрика тоже улыбнулась, отвечая на по-деловому крепкое рукопожатие.

Далее встреча пошла уже в нормальном рабочем ритме – все наконец-то заняли места и приступили к делам и кофе. Владелец театра не преувеличивал достоинств напитка – было и вкусно, и крепко, и сладко. В равном соотношении. Эрика слушала о гонораре и причитавшихся ей процентах, о продвижении, о небольших изменениях в деталях сюжета, которые предлагалось внести. Джулиан Джексон принимал участие в обсуждении рекламы, Дэниел, не теряя нить беседы, что-то быстро печатал в планшетных заметках и, время от времени, поправлял сползавшую на лоб чёлку. Что касается Александра – он находился в неспокойном творческом поиске, тщательно формулируя название проекту.