конкретно приурочивается к определенному этапу общественной борьбы: ко

дню «дарования конституционных свобод». Получается в итоге так, что под

влиянием общественных событий Блок доводит социальный аспект темы до

прямого политического звучания. Стихотворение «Вися над городом

всемирным…» принадлежит к относительно немногочисленным у Блока

образцам открытой, законченной политической лирики.

Еще более удивительным является реальное содержание этой вещи.

Стихотворение строится на том же противопоставлении социальных низов и

самодержавия, старых общественных порядков, как и «Еще прекрасно серое

небо…»; при этом так же, как и там, стороны даны в состоянии трагически

напряженной борьбы, а «древняя сказка» омертвевшей власти здесь прямо

рисуется как давняя железная традиция императорской России и возводится в

дальнейшем к обычной в этих случаях фигуре Петра, Медного всадника.

Поначалу же рисуется видимое сонное оцепенение, кажущаяся отдаленность

современного самодержавия от жизни:

Вися над городом всемирным,

В пыли прошедшей заточен,

Еще монарха в утре лирном

Самодержавный клонит сон.

Сонное оцепенение самодержавной власти опять-таки контрастно сопоставлено

с «утром лирным», т. е. с неуклонно наступающей в революционную пору

новой социальной ситуацией. «Утро лирное» — это нечто торжественно-

музыкальное, высокопоэтическое, нет ни малейшего сомнения, где находятся

авторские симпатии и каким он видит неизбежный день. Сегодняшнее же

положение представляется поэту трагически напряженным состоянием борьбы

без видимых признаков немедленного исхода:

И предок царственно-чугунный

Все так же бредит на змее,

И голос черни многострунный

Еще не властен на Неве

«Многострунный», музыкальный, т. е. поющий будущим, голос социальных

низов еще не овладел положением; «древняя сказка» самодержавия только

притворяется сонной, ее бред тянется в вековой опыт подавления народного

недовольства, толкуемого как «змея», — но «змеей» оно является только для

самодержавия с его слепым игнорированием происходящего.

Уже на думах веют флаги,

Готовы новые птенцы,

Но тихи струи невской влаги,

И слепы темные дворцы.

Создав такую глубокую трагическую социальную перспективу, автор в финале

делает резкий поворот в сторону современной политики — «змея» оказывается

темной сутью самого отнюдь не дремлющего на деле самодержавия:

И если лик свободы явлен,

То прежде явлен лик змеи,

И ни один сустав не сдавлен

Сверкнувших колец чешуи.

Получается необычайно сложная и гибкая оценка вполне конкретного

политического события революционной эпохи «Лик свободы явлен» — это

означает, что в манифесте о «конституционных свободах», вопреки намерениям

самодержавной власти, вырвалось объективное требование буржуазного типа

революции, вырвалось благодаря общему развитию событий, объективному

ходу вещей, но не субъективным намерениям самодержавной реакции. Но

«прежде явлен лик змеи» — т. е. манифест есть именно вынужденное

мероприятие, «змея» самодержавия пытается таким способом спасти себя,

ничем реально не поступаясь, и это — главное в политической ситуации: «ни

один сустав не сдавлен сверкнувших колец чешуи». Самодержавие реально не

сдает ни одной из своих позиций, пытается отговориться манифестом о

«свободах» от этих более реальных вещей. Конституционных иллюзий Блок

лишен был начисто и в эту пору, и позже, на протяжении всей своей духовной

биографии. Следовательно, в итоге обнаруживается настолько глубокая оценка

событий, какую мы едва ли можем найти у кого бы то ни было из

профессиональных буржуазных политиков-идеологов в эту сложную эпоху. Как

это получается у Блока — видно из самого же стихотворения: поскольку «утро

лирное», т. е. нечто высокопоэтическое, целиком связывается с социальными

низами, то выходит фактически так, что сам поэт смотрит на ситуацию глазами

социальных низов, все оценивает с их точки зрения. Это обусловливает

дальнейшее: некоторый схематизм контраста — низы и самодержавие —