Шрифт:
Я рассказал эпизод. Таких эпизодов была тьма. Однажды мы даже поехали, чтобы я поджег отцу дверь.
Поджег?
– спросила мама.
Поджег!
– ответил я.
– Запылала за милую душу.
Мать осталась довольной. Любовь...
Что для меня после этого сыграть, например, Меркуцио? Помните? «Чума возьми семейства ваши оба!» Детский лепет!
Чтобы мама не выгнала щенка, я сымитировал эпилепсию.
Актерским мастерством я зарабатываю деньги. И получаю удовольствие. Потому что даже выкладываясь - не чувствую особого труда.
Другое дело - литература. Я потею, злюсь и тружусь над каждой строчкой. И не бываю доволен... Не был доволен ни одной опубликованной вещью...
Ну и что? Мне, как и красному горлопану, «и рубля не накопили строчки».
Да, я актер - потому что за это мне платят деньги. Но я писатель - потому что за это мне почти не платят. И я вспоминаю отца своей девушки, полковника, который спросил:
Чем занимаешься?
Да так, - замямлил я.
– В театральной студии учусь, пишу стихи и прозу... На гитаре играю...
Понятно, - сказал он.
– Еще один бездельник.
Я бездельник, дамы и господа. Я не хочу работать. Я, как и основная часть населения Земли, хочу получать удовольствие, и чтобы за это еще и деньги платили.
На том и стою.
Глава третья
Великий Дуче
Нельенов любит говорить о том, что он теперь совершенно другой, чем был раньше. Это неправда. Люди не меняются. Как сказал уже классик: «Человек неизменен, словно формула воды Н2О».
Никаких перемен, кроме внешних, я в Дуче не замечаю. В профессиональном смысле - да. Он стал смелее, опытней... Но как человек - повторяю - никаких особых перемен.
Он все такой же.
Любимая тема для разговора в часы досуга - «Какой бы спектакль я поставил, если б у меня было больше свободного времени».
Представь себе, - мечтает он.
– Ты в роли Гамлета. Танелюк - Полоний. Волошук - Клавдий. Котя, естественно, Гертруда, а Офелия...
Ну понятно.
Да, Карманцева. Играем в черно-белых тонах. Во всем -эклектика. Костюмы в основном из разных эпох, но какие-то элементы одежды современные. Ну там, твой кожаный пиджак... Часы наручные... Гильдестерна и Розенкранца сыграет Арестович. Эдакий Гильдестерно-Розенкранц в эсэсовской форме. Призрака отца не будет. Это галлюцинация Гамлета. Он его спрашивает и слушает ответ, а на сцене никого, кроме тебя, нет. И тишина. Но ты с ним общаешься, реагируешь... А все монологи, обращенные к Горацио, ты наговариваешь на диктофон. Это отчет. Или дневник. Или звуковое письмо. Ч-черт! А какое у меня решение для могильщиков. Их сыграет кто-нибудь из новичков. Вынесем на сцену ящик с песком, и они с такими детскими лопатками. А когда Гамлет умирает: «Дальше - тишина»... Выхожу я в белоснежном камзоле и говорю: «Возьмите прочь тела. Подобный вид пристоен в поле, здесь он тяготит». Ну как?
Я смотрю на его одухотворенное лицо: щеки горят, глаза светятся...
Он не будет ставить этот спектакль. В своем воображении он его уже поставил. Поставил и разыграл. И вышло хорошо. А собирать актеров, вдохновлять, читать и разбирать текст, репетировать... Это так утомительно и скучно.
Супер, - говорю.
– Когда приступим?
Свет в его глазах меркнет.
Не сейчас. После Нового года. В мае.
Он все такой же.
Ему все так же катастрофически не хватает времени. Котя его просит:
Анатолич, посмотри налгу с Полиной сцену. Там что-то не клеится, чего-то не хватает. Нужна твоя помощь... Какое-то неожиданное решение... Посмотришь?
Котя, когда?
– с упреком восклицает он.
– У меня ни секунды свободного времени! Мне помастурбировать некогда!
Давай завтра.
И тут же отводит меня в сторону и говорит:
Леня, а что если мы поставим «Чайку»? Ты - Тригорин,Бурлака - Треплев. Танелюк отлично сыграет доктора. Котя, естественно, Аркадина, а Заречную сыграет...
Ну понятно.
Да, Карманцева. Играем трагикомично. «Гениальное рождается на стыке жанров»...
Он все такой же.
Главное он откладывает на завтра. А завтра спектакль. Нельенов нервничает, психует, кричит... Судорожно доделывает во время прогона то, что можно было сделать вчера... но не было времени.
А в фойе уже зритель...
– Ничего не готово, - сокрушается он.
– Ладно, будь что будет... Запускайте зрителя...
Он нервничает и расстраивается перед каждым спектаклем. Даже если тот игрался сотню раз. Он всегда найдет причину для нервов и расстройства. Он не может без этого.
– На улице ливень, - ноет он.
– Половина зрителей точно не придет. Да и пробки на дорогах. Начнут входить на середине спектакля. АТанелюка опять не будет слышно. Карманцева будет суетиться, Бурлака - пошлить и кривляться...
В эти минуты на Дуче жалко смотреть. Плечи сутулятся. На одутловатом лице мышцы расслабляются и щеки висят, как старушечьи сиськи. И он похож на старого голодного бульдога.
Но ливень и дорожные пробки не играют никакой роли. Зал наполняется публикой. Танелюка слышно. Карманцева играет как обычно. Бурлака кривляется в меру. Овации. Цветы. Актеры трижды выходят на поклоны. Вызывают Нелье-нова. И он выбегает на сцену помолодевший, высокий, подтянутый... Его полные губы расплываются в неуверенной скромной улыбке...