(!) было сбросить бомбу и положить конец

394

войне. Я это сделал. И я должен вам сказать, что я это сделаю снова, если буду к

этому вынужден». Что можно сказать об этом? Бывает, конечно, вынужденность

применять жестокость как самозащиту, но гордиться жестокостью, даже вынужденной,

— это уже дурно пахнет. В отличие от Трумэна, этот боцман не гордился тем, что

убивал. Он не хотел быть сверхчеловеком— он просто был человеком и в своих муках

совести был христианнее гордившегося своей набожностью бывшего президента. Вряд

ли боцман читал Торо, но уверен, что ему бы понравились такие слова: «Мне хочется

напомнить моим согражданам, что прежде всего они должны быть людьми, а потом

уже — при соответствующих условиях — американцами...»

Эти слова в равной степени можно адресовать людям всех наций. А все-таки

боцман воевал, хотя и против своих убеждений. Толстой по этому поводу заметил:

«Если бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было».

РЕЦЕНЗИЯ С ОПОЗДАНИЕМ НА СЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ

Но был ли абсолютно прав гениальный писатель? Действительно, редко удается

встретить людей, которые открыто бы посмели заявлять, что необходимость войн — их

убеждение. Мне лично почти не приходилось. Если оглядеться вокруг в хорошем

настроении, то может показаться, что нас окружают сплошь сторонники мира. В

Гамбурге я разговаривал с бывшим гитлеровским генералом — ныне милым

пенсионным старичком, чей сын занимался в университете русской литературой.

Конечно, генерал говорил, что воевал против своих убеждений. Он говорил, что не

ушел в отставку только потому, что на его место пришли бы гораздо худшие люди.

Старая теория! Кроме того, генерал говорил, что он тоже человек и боялся.

Присутствовавшая при разговоре жена трогательно добавила: «Наш телефон все время

прослушивался». Генерал говорил, что он старался сделать все, что от него зависело,

для смягчения жестокости войны. Он вспомнил, как под Орлом лично распорядился

выдать рулоны обоев русским военнопленным, с тем чтобы они могли обмотать свои

обмороженные ноги. Ну что ж, спасибо и за это, хотя почему

208

то не хочется говорить за это спасибо. Конечно, часть людей, участвуя в

несправедливой войне, делает это не из убеждений, а из страха, ибо неповиновение

наказуемо. Но часть людей все-таки участвует в несправедливой войне потому, что им

внушили убеждение в ее справедливости. Не так давно я приобрел в Москве у

букиниста книгу неизвестного мне С. Кузьмина «Война в мнениях передовых людей»,

изданную в Петербурге семьдесят лет назад. Саморазоблачительные высказывания

некоторых «передовых» людей, сделавших войну своей профессией. «Война есть

нравственное лекарство, которым пользуется природа, когда ей не хватает остальных

средств, чтобы вернуть людей на их настоящий путь» (Бисмарк). «Война поддерживает

в людях все великие благородные чувства» (Мольтке). «Только войной добывается

цивилизация» (Мантегацца). «Я советую вам не труд, а войну. Война и мужество

совершили больше славных дел, чем любовь к ближним» (Ницше). У войны всегда

были не только ее прямые исполнители, но и ее оправдатели. Пропаганда всегда была

смазочным маслом военной машины. Пессимизм, уверяющий, что война в самой

природе человека, опустошающе влиял на людей еще с древних времен. «Война — это

естественное состояние народов» (Платон). «Война— это творец, начало всех вещей»

(Гераклит). Но эта книга афоризмов о войне доказывает, что движение за мир

существует столько же, сколько существует человечество. «Убийства, совершаемые

обыкновенными людьми, наказываются. Но что сказать о войнах, о бойнях, когда

истребляются целые нации?» (Сенека). Христианский ритор Лактанций, живший в

третьем веке, заклинал: «Носить оружие христианам не дозволено, ибо их оружие

только истина». Гюго воскликнул: «Общество, допускающее войну, человечество,

допускающее нищету, кажется мне обществом, человечеством низшим, а я хочу