Элон был в бешенстве, но сейчас он ничего сделать не мог. Сон Руфуса – странный, непробудный, казался даже противоестественным; скорей всего, колдун таким образом как-то восстанавливал свои силы. И теперь они могли только ждать.

Но Элон ждать не хотел. Чтобы успокоиться, он просто ушел, оставив Аю присматривать за полуживым человеком, и попросив ее связаться с ним, как только тот наконец придет в чувство.

Он оставил ее одну, на грани невнятной, но неотвратимо, как облако, нависшей над ними опасности, и пошел - развлекаться или заниматься своими прежними делами – что, по сути, было одно и то же. В другое время она сочла бы это обидой, но сейчас, когда рассерженный Элон ушел, Ая вздохнула с облегчением. Именно этого она и хотела. Теперь никто не мог помешать ее мыслям и ее странной, необъяснимой радости просто находиться рядом с этим человеком, которая, появившись неоткуда, вдруг придала смысл ее жизни. Ая не понимала сама себя, и, прислушиваясь к сердцу, словно выискивала симптомы неизвестной болезни, с запрятанной где-то глубоко тоской уже понимая, что болезнь эта неизлечима.

Теперь она часами могла просто сидеть рядом с ним, всматриваясь в изможденное, почти серое лицо, которое иногда нервно подрагивало во сне, когда глаза под сомкнутыми веками начинали метаться, словно умирающие птицы. Тогда она, осмелев, клала свою ладонь на холодный лоб и шептала что-то успокаивающее. Он не слышал ее, она это знала, но странным образом вскорости действительно успокаивался, и тогда его лицо снова начинало напоминать застывшее каменное изваяние, и лишь слабая ниточка дыхания, казалось, связывала этого человека с еще теплившейся в нем жизнью. Что-то чуждое, непостижимое чувствовалось во всем его облике, но она уже готова была принять его – полностью, какие бы тайны не стояли за его плечами.

Приготовив отвар из трав, она окутывала вымоченными в нем кусками ткани его запястья; кровавые раны затягивались неожиданно быстро, и скоро от них остались только темные рубцы. Сидя у изголовья больного, она перебирала пальцами спутанные пряди его темных волос, и непонятная нежность владела всем ее существом. Единственное, чего она хотела, чтобы он наконец поправился и очнулся от своего странного, на дни затянувшегося сна. И все, что они сделали ради него, уже казалось неважным, как и все то, ради чего они это делали. Просто пребывая рядом, она уже была счастлива – так, как не была счастлива давно. Может быть – никогда…

Элон приходил еще два раза, приносил еду, высказывал все, что он думает по поводу впавшего в спячку неблагодарного мерзавца и уходил снова, сопровождаемый облегченным вздохом Аи. И снова она, никем не потревоженная, могла стеречь покой почти незнакомого, но ставшего странно близким человека. Да и человека ли? Теперь и это уже казалось неважным. Там, под темными сводами темницы, ей хватило одной минуты - посмотреть в эти глаза, наполненные одиночеством и болью, чтобы самой стать его пленницей. Она узнала его. Она не могла его не узнать. И, если это была судьба, сейчас она готова была помириться с Судьбой…

Однажды, уже почти под вечер, снова осторожно отирая его раны, Ая тихонько напевала себе под нос простенький мотивчик, когда вдруг почувствовала, как что-то изменилось. Взглянув в его лицо, она увидела, что глаза Руфуса открыты – он украдкой смотрел на нее.

Она едва не вскрикнула от радости.

– Вы… Вам уже лучше?

– Кажется…Дай мне воды.

С трудом приподнявшись, он жадно припал губами к глиняной кружке и опустошил ее почти сразу.

– Еще…

Вторую кружку постигла та же участь, и, словно истратив непомерно много силы, он с тихим стоном снова опустился на постель. Но, вопреки испугу Аи, не закрыл глаза.

Некоторое время оба молчали.

– Это ты, - вдруг тихо сказал он. Ты та девочка, которой я отдал книгу, перед тем, как меня арестовали. Я узнал тебя.

– Да, это я, - ее голос задрожал, как натянутая струна. – И я сохранила ее.

– Судя по тому, что ты здесь, ты ее открывала – слабая улыбка мелькнула на его губах.

– Простите…

– Тебе не за что просить прощения – я бы не отдал ее тебе, если бы не знал, что ты ее когда-нибудь откроешь. Но и я не мог представить, как именно пересекутся наши пути.

– Но… Почему? Как вы могли знать? – не удержалась Ая.

Он снова улыбнулся и принялся рассматривать ее. Под его пристальным взглядом Ая вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой на базаре, под палящими лучами полуденного солнца.

– Ты изменилась. И веснушек больше нет…

Щеки Аи запылали алым цветом.

– Долго я спал?

– Долго… Почти десять дней.

– И все это время ты была здесь?

– Ну… Не могла же я вас оставить.

– А твой… друг?

– Он ушел… Но он обещал придти, как только вы проснетесь.

Руфус вздохнул.

– Я понимаю, что доставил вам много хлопот. Но, думаю, вы не останетесь в обиде. Единственное, что мне нужно, это еще немного времени. Дня два, я думаю, хватит. Вы сможете еще столько меня потерпеть?

– Отдыхайте, сколько понадобиться. К тому же, - добавила Ая без колебаний, - я могу пока и не сообщать ему. Зачем беспокоить человека?

– Действительно, зачем? – за улыбкой Руфуса последовал еще один долгий взгляд.

– Ая… Ая из Розовки – видишь, я не забыл твое имя… Могу я попросить тебя о двух вещах?