После этого мы двинулись дальше. Я следовала за Билли, который шел по центральной улице, держа над головой тарелку, словно ореол. За его спиной торчала рукоять пистолета, облепленная мокрой футболкой.

Остаток дня мы пробирались через деревья или тащились по песку. Небо снова затянула тонкая белая пелена, а моя одежда стала жесткой и царапала кожу. Ноги покрылись мозолями, но мы не отдыхали. Если бы мы замедлились, то мучившие нас вопросы превратились бы из шепота в крик. Куда мы идем? Что найдем? Чейз тоже ощущал это. Ему не надо было ничего говорить, я видела, как он сжимал кулаки, как обшаривал взглядом окрестности, но не находил ничего.

Когда мы вошли в старый заповедник, пляж уступил место болотам и затопленным низинам. Путь загораживали искривленные деревья, их белые корни, подобно длинным тонким пальцам, погружались глубоко в темную воду. Продираясь сквозь кустарник и прихлопывая комаров, от которых звенело в ушах, длинной цепью мы двигались по тропинке, которую проложили очень давно и забросили еще до Войны.

Наша компания уменьшилась: Ребекка и Шон снова отстали. Чтобы они не потеряли связь с остальным отрядом, мы с Чейзом замедлили шаг, оказавшись в середине цепочки. Мы не собирались оставлять друзей без защиты, но не могли позволить себе потерять след идущих впереди.

Когда нам показалось, что тропа окончательно исчезла, мы остановились около ручья, чтобы передохнуть и подождать Шона с Ребеккой. Под сенью деревьев свет был слабее, а лианы и зелень создавали отдельное укрытие. Мы уселись на покрытые мхом камни, вскрыли банку тунца с маслом и томатной пастой и молчали, погруженные каждый в свои мысли. Я была готова кричать от облегчения, когда сняла ботинки, чтобы вытрясти песок, и опустила ноги в чистую прохладную воду.

Через некоторое время Чейз встал и вошел в воду. Спиной ко мне он присел на корточки, опустил ладони в ручей и сделал глоток. Потом через голову стащил футболку.

Мои щеки загорелись. Я подумала, что мне не следует смотреть, но не могла отвести глаза. Он знал о моем присутствии, но мне все равно казалось, что я вторглась во что-то личное. В нем появилось что-то новое – в наклоне головы, в безвольно опущенных руках, – что заставляло мое сердце болеть.

Чейз встал, выжал мокрую футболку и провел ею по шее. Он поднял руки, и мышцы забугрились на его плечах и спине. От ребер к позвоночнику шел неровный шрам. Проникший сквозь деревья луч света блеснул на металле пистолета, заправленного за пояс джинсов.

Неосознанно я шагнула вперед. К реальности меня вернул плеск воды вокруг щиколоток.

Чейз повернулся ко мне, не показывая никаких эмоций. Я сглотнула, заметив, как он переводит взгляд с моих глаз на губы.

Удар сердца. Еще один.

– Откуда у тебя этот шрам? – спросила я.

Он приподнял бровь.

Я прижала ладонь к его спине. Он резко втянул воздух и отвернулся, чтобы встряхнуть футболку. Прикосновение не могло причинить ему боль. Он стеснялся того, как выглядит? Это казалось невозможным.

Я снова положила ладонь на шрам. На этот раз Чейз замер.

– Я знаю, что он со времени МН.

Я чувствовала все нервности и выпуклости, пальцами очерчивая карту его тела. И ждала.

– Через два месяца после поступления на службу я попытался сбежать. – Тень улыбки тронула его губы. – Дома осталась одна девчонка. Ради такой стоило попытаться. – Его улыбка исчезла. – Я застрял в ограждении. А потом меня нашел часовой.

У меня сдавило грудь. Кончиками пальцев я провела вверх по его спине, обогнула плечо и прикоснулась к сморщенному шраму на бицепсе. Там, куда его ударили ножом, когда он защищал меня на стоянке около спортивного магазина. Проследив за моей рукой, Чейз вздрогнул.

Ниже. Его рука покрылась мурашками, приподнявшими темные волоски. Я взяла его пальцы, провела по порезам и неровностям на костяшках и добралась до полукруглого шрама на большом пальце.

– А этот?

– Мой первый бой в ФБР, – сказал он напряженным голосом. – Противник меня укусил.

– Так?

Я осторожно поднесла его ладонь ко рту и прикусила загрубевшую кожу на большом пальце.

Его глаза, потемневшие так, что не было видно радужки, метнулись к моим. Короткий миг невесомости, когда замираешь перед самым падением. А потом за деревьями раздался голос.

– Сюда!

Билли, и довольно близко. Моя кожа залилась румянцем. Чейз удивленно дернулся и натянул футболку обратно. Мои ноги затянуло в ил и гальку, так что я с трудом двигалась. Некоторое время мы потратили, надевая ботинки, но наверстали секунды, рванув вверх по течению туда, где собрались Билли и парни из Чикаго.

Сначала я увидела животное: темную, грязную дворнягу. Пульс зачастил, я оглядывалась вокруг, ожидая нападения остальной стаи, но их не было. Наверное, этот пес оказался изгоем. Присмотревшись, я заметила его облезлую шкуру, впалый живот и выпирающие ребра. Ясно, что он голодал.