Шрифт:
Голос Жоржа, полный любви и мольбы, смиренное выражение лица тронули Дашу. Нет, у нее не хватило сил попросить его из комнаты.
– Я только на одну минутку. Вот постою здесь и уйду. А если разрешите, присяду…
Даша, задумчивая и печальная, молча стояла возле кроватки сына. Георгий Александрович присел к столу.
– Вот, сидел бы так и смотрел, смотрел бы на вас. Больше мне ничего не надо.
Даша не понимала, что творилось с нею в этот вечер. Почему-то начали вдруг душить слезы. Снова пробудилась противная жалость к себе. Она так одинока. Жизнь ее, как телега, скачет по каким-то ухабам, вот-вот слетишь под откос. На пути столько трудностей и неурядиц. Она уже устала от бесконечных душевных терзаний, от одиночества, от сознания своей беспомощности.
– Я очень голоден. Работал допоздна,- некогда было поесть. Если бы вы покормили меня, Дашенька, - запросто сказал он.
Даше стало неловко.
– Простите, Георгий Александрович, у меня сейчас как-то ничего нет…
– Главное - ваше желание, а за остальным дело не станет, - весело сказал он. Встал, из карманов достал бутылку ликера, потом банку зернистой икры, сыр, шоколад, булочки…
– Георгий Александрович!
– Даша недружелюбно, с упреком посмотрела на него.
– Престо хочу поужинать с вами, - ответил он, снимая макинтош
Даша покачала головой, вздохнула и принялась аз тумбочки доставать тарелки, вилки.
– Только рюмок у меня нет.
– Это ничего не значит. Давайте сюда стаканы. Мы сейчас славно поужинаем.
Он сел на табурет, Даша на кровать. Она выпила несколько глотков очень сладкого, обжигающего напитка. И, как прошлый раз у Лидии на квартире, приятно разлилась по телу теплота, на сердце вдруг стало легко, весело. Потом он снова упросил ее выпить, и у нее не хватило настойчивости отказаться.
«Даша, подумай, что ты делаешь?» - говорил ей внутренний голос.
«Ах, все это условности!
– отвечала она ему.
– Я немножко выпила, и мне очень приятно. И ни о чем я не хочу думать».
«Но это может далеко завести тебя?»
«Я и без того далеко зашла».
«Даша, будь благоразумной».
«Зачем?»
«Ты не должна вести себя так!»
«Все это чепуха! Я взрослая!» - сопротивлялась Даша собственному голосу совести.
Вначале она держалась настороженно, потом весело смеялась шуткам Георгия Александровича. В душе она смеялась над другой Дашей - чистой и гордой.
Но это продолжалось недолго. Она поняла, что пьянеет, и ей вдруг стало страшно за себя. Вспомнился Николай. Обида, горечь, тоска и досада снова пробудились в сердце. Она опустила голову на стол и заплакала.
Георгий Александрович осторожно погладил ее волосы.
– Дашенька, милая, что с вами?
Даша молча плакала. Он подсел к ней на кровать, положил руку на плечо.
– Дашенька, успокойтесь. Мало ли чего не бывает в жизни.
– Приподнял ее голову, посмотрел в заплаканные глаза.
– Что с вами?
– Я очень несчастна. Иногда мне бывает все безразлично, - прошептала она, всхлипывая.
– Зачем же так? Все это потому, что вы сами все усложняете.
Он привлек ее к себе и начал целовать губы, щеки, глаза, волосы. Даша не противилась, ей было все равно. Она сейчас ничего не боялась, ни о чем не думала. Прикрыв глаза, слышала в висках стук пульсирующей крови, чувствовала жар на лице, будто обдувал ее горячий ветер. На один миг ей показалось, что она сорвалась с обрыва и стремглав летит вниз. Так бывает иногда: только заснешь, кажется, что оступился и падаешь вниз, вздрагиваешь всем телом и испуганно открываешь глаза. Так и сейчас, охваченная ужасом стремительного падения, встрепенулась, открыла глаза и увидела спящего сына. Его свежее, румяное личико было удивительно похоже на лицо Николая.
– Пустите!
– сказала она тихо, но твердо и решительно.
– Дашенька, я ведь люблю вас. Очень люблю, - прошептал он.
– Пустите, - более настойчиво повторила она. Глаза ее стали сухими и колючими.
– Что вы знаете обо мне? Что я одинока и у меня сын? Нет, не такая уж я бедненькая, как вы думаете, - сказала Даша с вызовом.
– Дашенька, но я же люблю вас! Хотите, я встану на колени, буду клясться всем, чем вы хотите, - горячо проговорил он, прижав руки к груди.
Даша подошла к детской кровати.
– Я люблю другого, - тихо ответила она.
– Но он обманул вас. Бросил с ребенком…
– Не смейте так говорить о нем. Уходите, - сурово сказала она.
– Вы можете оскорблять меня, прогнать, но не можете запретить любить вас, - произнес он удрученно.
– Что ж, я пойду. Жестокая вы женщина! Как вы не можете понять, что отталкиваете от себя самого преданного, любящего вас друга.
Подавленный, задумчивый, он остановился против Даши, неторопливо надел пальто, взял шляпу.