–  Ой!
– отчаянно вскрикнула она.

Василий успел подхватить ее, испуганно прижал к груди.

–  Что с тобой, Наденька?

Она с трудом держалась на ногах.

–  Надя, милая, тебе плохо?

Она молчала, губы ее были сжаты, глаза закрыты, веки слегка вздрагивали. На лбу выступили капельки пота.

–  Наденька?! Что же ты молчишь?

Она открыла глаза, обхватила руками его шею, припала щекой к его щеке. На ее губах мелькнула чуть уловимая улыбка, в глазах светилось что-то гордое, радостное.

–  Кажется, я… У нас будет ребенок.

В порыве радости он начал целовать ее холодные губы, щеки, глаза.

–  Наденька, это очень хорошо!
– растроганно проговорил Василий. После того, как Василий женился на любимой девушке, начал на заводе самостоятельную трудовую жизнь - все ему виделось в розовом свете. Люди, окружавшие его, казались ему хорошими, готовыми в любую минуту подать руку помощи. Мир для Василия был полон очарования. Временами ему казалось противоестественным то, что человек может быть всем доволен

–  Теперь тебе придется оставить работу на заводе. Время подумать о нашем будущем ребенке, - не раз говорил он Наде.

–  Не волнуйся, Вася. Все будет хорошо, - отвечала Надя.
– У нас прибавится семья, а это вызовет новые расходы. И тете Варе помогать надо.

–  Варваре Петровне от каждой получки я буду высылать деньги.

–  Ты не так уж много зарабатываешь.

–  Я буду искать дополнительную работу. Может быть, начну писать в газету.

–  Тебе и без этого хватает работы. А мне не тяжело. Понимаешь, я люблю свое дело. Если ты уважаешь меня, не требуй, чтобы я ушла с завода.

Надя так ласково смотрела ему в глаза, что Василий не стал настаивать. Матери он строго-настрого приказал, чтобы она, боже упаси, не разрешала Наде поднимать тяжести, носить воду, мыть полы.

–  И, сынок, будто я не знаю, что женщине надо в этих случаях, - ответила мать

Вечером часто приходил Николай с чертежами. Они с Василием усаживались в горенке за стол. Чертили, высчитывали, рылись в справочниках, спорили. Иногда засиживались до утра. Им никто не мешал работать над изобретением универсального токарного станка, который они задумали еще в Москве.

Надя тут же сидела за шитьем детских распашонок, капоров, простынок. Она смотрела на увлеченных чертежами товарищей и радовалась их дружбе. Когда они уставали в бесплодных поисках какого-то сложного конструкторского решения, Надя старалась отвлечь их от работы, дать им передохнуть, показывала свое шитье. Товарищи охотно оставляли свои чертежи и принимали в ее рукоделии самое горячее участие.

В доме Тороповых все заботливо готовились к появлению нового члена семьи. В одну зарплату Василий купил детскую кроватку, во второю - коляску.

Как- то Василий пришел с работы домой и не застал Надю: ее увезли в роддом. Не став обедать, он побежал узнать, как она себя чувствует. В палату его не пустили, и ему пришлось написать Наде записку. Утром, идя на работу, он делал большой крюк, чтобы узнать о здоровье Нади, передать ей цветы и гостинцы. С работы он обязательно забегал в роддом, потом уже шел домой. С завода два-три раза на день звонил дежурной сестре.

И однажды в телефонной трубке женский голос сказал ему, что его жена родила сына и чувствует себя превосходно. Василий отпросился у ведущего конструктора и побежал в роддом, толкая по дороге встречных прохожих.

Появление в доме нового члена семьи чувствовалось во всем. Все стало выглядеть в новом свете. Иван Данилович начал смотреть на сына, как на взрослого человека. В депо он встречному и поперечному с гордостью сообщал, что у него в доме появился внук. Домой Иван Данилович теперь шел не как обычно - не спеша, вразвалку, а торопливо, озабоченно. Ведь дома в детской кроватке, посапывая, лежит внук. Войдет в дом, чинно повесит фуражку и первым делом в горенку, нагнется над кроваткой, почмокает губами, сощурит в улыбке глаза.

–  Ну, как, брат, - живем? Ну живи, живи. Места у нас хватит всем.

Но больше всего ликовала Ефросинья Петровна. Не доверяя неопытной невестке, она сама купала внука, стирала его пеленки, пеленала.

Все в доме были по-своему счастливы. Ребенок еще прочнее сплотил семью.

Чем больше Василий Торопов чувствовал полноту семейного счастья, тем острее Николай Горбачев ощущал неустроенность своей личной жизни. В этом была какая-то обратная зависимость. Одному сопутствовала удача, другого она обходила стороной.