Он отворачивается к окну, и мы снова долго молчим.

— Как же, оставят тебя в покое, — наконец, глухо говорит афганец. — Особенно, в учебке под Иолотанью. В те времена, отец, дедовщина в армии была — мама не горюй. Молодых, бывало, забивали насмерть, так что, если тебе просто вышибли зуб или сломали пару ребер, считай, повезло. Ты, отец, «Сто дней до приказа» читал?

— Не приходилось, — вынужден признаться я.

— Ну и ладно, — он, похоже, не удивлен. — Тем более, что в учебке я долго не задержался. Погоняли нас, новобранцев, пару месяцев, как сидоровых коз, и вперед. Никто толком испугаться не успел, как мы уже стояли на плацу в Баграме, разглядывая долбанный инопланетный пейзаж. Такие горы, говорят, есть еще только на Марсе. Только там, на Марсе, ни хрена нет духов со стингерами и пулеметами ДШК, для которых БТР — что консервная банка. Ты, отец, в горах бывал?

— В Крыму, — отвечаю я. — Ходил с друзьями в поход по горному Крыму пару раз.

— В Крыму духов тоже нет, — констатирует он, выразительно показывая на свой пустой стакан. — Хоть, сдается мне, долбанные политиканы спят и видят, чтобы они там завелись, как блохи на собаке. Потому как: кому война, кому мать родна. Верно? Ты, отец, песню помнишь?

— Смотря какую…

Он колеблется с минуту, потом начинает петь:

В ту ночь пришел сигнал в казарму к нам

Десантникам тревогу объявили,

И нас уже ведут по кораблям

Маршрут давно на карте проложили.

Впервые мы не взяли парашют,

Зато рюкзак патронами набили,

Сигнал «пошел», сирену не дают,

И рампу для прыжка нам не открыли.

В ночи летит могучий караван,

Солдатами и техникой набитый,

Сказали нам: Летим в Афганистан,

Спасать народ, Амином с толку сбитый…

Никогда не слышал этой песни. Зато с удивлением отмечаю, у него есть и слух, и голос. Последний, правда, хрипловат, так и песня не из репертуара Филиппа Киркорова.

— Наливай, отец. Выпьем за наших ребят…

Делаю большой глоток. На этот раз уклоняться и не думаю. Как-то, копаясь в интернете, совершенно случайно натолкнулся на список советских солдат, сложивших головы в Афганистане. В глаза бросились даты, в которых оказались заключены целые вселенные: 1962-1981, 1963-1982, 1964-1983, и так далее, динамика очевидна. Не помню, кому принадлежит фраза: войны развязывают старики, а умирают молодые. Зато знаю, кто автор этих слов: «…война дело молодых, лекарство против морщин».

Так себе лекарство, конечно. Хотя и помогает безотказно… эх…

Афганец снова поет. Слушаю с флягой в ладони, как часовой у обелиска.

Вспомним мы тех, кто в ущельях остались,

Не повидав отчий дом,

Первыми в Кабул на разведку отправились,

Выпьем и снова нальем…

Он повышает голос. Ему явно не хватает гитары:

Встанем, товарищи с памятью светлою,

Выпьем за наших ребят,

Тех, кто ушел в Дарлагман за победою,

И не вернулся назад.

Пусть в нас стреляли винтовки душманские,

Думали не о себе,

Мы помогали народу афганскому,

Выстоять в трудной борьбе…

Обманутое поколение, — это первым приходит на ум. Хотя, разве бывают какие-то другие поколения, в нашей стране? Не обманутые? Нет таких. Способы обмана из арсенала политиков мутируют и совершенствуются, как штаммы гонконгского гриппа, из года в год, это да, но, сути процесса не меняют. Хоть упоминание о безвозмездной помощи, которую никто не просил, режет слух.

Мы находимся в такой стадии опьянения, когда притворство невозможно, человек откровеннее, чем под воздействием «правдодела». Защитные покровы, которыми каждый из нас обрастает, чуть ли не с яслей как краб хитиновым панцирем, разрушены цунами из старой солдатской алюминиевой фляги. Мы оба обнажены, будто новорожденные, с той разницей, что младенцы не отягощены грехами, если, конечно, не считать грехом само зачатие. У младенцев нет ни скелетов в шкафу, ни целых складов со скелетами, как у афганца.

— Я тебе говорил, отец, что в юности по церквям не ходил? Не принято было, да и потребности особой не было. Если того случая не считать, про который я тебе рассказывал. Когда мы с Олькой на завуча школы нарвались. Так и то — баловство было одно, ты уж извини за откровенность. — Он смотрит на меня в упор, лицо напряженное, ни тени улыбки. — Потребность появилась, когда я из-за реки вернулся…

— Вы поверили в Бога на войне?

— Не знаю, стоит ли говорить о вере. Видишь ли, отец, я видел такое, чего Бог, по идее, допускать не должен. Может, мы не понимаем его логики… Или он спит. Или ушел в долгосрочный отпуск. Уехал туда, где климат теплее и бандитов меньше…