Шрифт:
свадьбу дочери сейчас ехать, в банкетный зал гостиницы «Националь». А в
остальном – обычный домашний вид, толстовка и джинсы.
Второй сюрприз подстерегал ее по дороге в глубь квартиры. Дверь в
комнату слева затряслась под мерными глухими ударами и послышалось
настойчивое подгавкивание сиплым баритоном.Ну вот, здрассте. Это с нашей-то
аллергией.
Надежда моментально зажала двумя пальцами нос и ускорила шаг, но
все-таки не успела. Каким-то образом собака Лапина оттянула створку на себя,
и на Надю уставилась умная и наглая морда уличного негодяя.
Надя хорошо помнила это чудовище, однако совершенно не ожидала его
увидеть. Не только здесь, но и вообще.
Она повернула голову в сторону хозяина квартиры, но тот невозмутимо
впихнул коленом собачью морду внутрь и дверь за ней плотно прикрыл,
повернув рукоятку вертикально. Раздалось недовольное ворчание, на которое
Лапин не обратил никакого внимания.
«Как же так, – размышляла Надежда, переступая ногами в мохнатых
шлепанцах по направлению к дальней комнате, предположительно – хозяйской
спальне, – я хорошо помню эту историю. И всех собак тогда вывезла
спецмашина для дальнейшей утилизации».
Это было прошлой зимой. Собаки, которые толклись стаей у выхода на
автостоянку, принадлежащую бизнес-центру, всем порядком надоели, потому
что имелись в этой стае несколько совсем уж склочных псов, но люди терпели.
Потому что жалко. Даже подкармливали. А потом случилась какая-то
неприятная история с финансовым директором. Чуть не покусали его, что ли,
хотя, скорее всего, просто дружно облаяли. Вот он и подал Лапину докладную
записку с просьбой за счет корпорации пресечь и оградить. Лапин наорал тогда
на Исаева за то, что он подсовывает ему какую-то хрень, имея в виду его
докладную, а потом сказал, что разберется. На следующий день приехал
зловещий фургон с решетчатой дверью и всех собак отловили.
Значит, не всех? Этого, черного, как антрацит, внука добермана и
австрийской гончей пригрел сердобольный Иван Викторович? Или они у него
все тут в квартире тусуются, только ведут себя тихо? Занятно. Вот тебе и
монстр-рабовладелец. С другой стороны, тираны, они ведь зачастую
сентиментальны. Наш, видимо, не исключение.
Интересно, а кто во второй комнате? Обезьяна шимпанзе, которую злой
подросток держал на ржавой цепи и кормил тухлой капустой, пока Лапин не
выменял ее на новенький айфон? Крокодил с культей вместо правой передней
лапы? Или одноглазая кошка с выводком котят, которая замерзала в ледяном
сугробе? Надежда хмыкнула. В отличие от тирана Лапина она сентиментальной
не была.
Дверь во вторую комнату была приоткрыта, и Надежда, естественно,
завернула в нее, будто решив, что ей туда и надо. «Фигасе», – чуть не
произнесла она вслух, оказавшись там.
Помещение было просторным и потому казалось почти пустым. В
комнате ничего не было, если не считать компьютерного стола с большим
монитором на нем, музыкального центра на низкой тумбе и удобного кресла у
окна, в котором, наверно, приятно по вечерам сидеть и слушать классическую
музыку. Или что слушает, сидя в кресле, Лапин? «Прощание славянки»?
Видимо, это его кабинет.
Она бы так и решила, что кабинет, если бы не повернула голову в другую
сторону, отметив периферийным зрением, что там, у стены, сейчас несколько
заслоненной раскрытой дверной створкой, имеется что-то еще. И увидела
прикрепленную к потолку стальным кронштейном массивную боксерскую грушу.
Груша слегка покачивалась на тросе, как будто только совсем недавно ее
оставили в покое. Это была не новенькая груша, приобретенная для понтов, а
груша-ветеран, с белесыми потертостями на кожаных швах, и хорошо
различимыми вмятинами на теле. Рядом с ней на стене висела пара таких же
не новых боксерских перчаток.
Левее груши размещалась штанга, установленная на массивных
подставках тренажера. И сам тренажер. Тренажер и штанга – это все не так