Толян кивнул.

— Но ты все равно подозреваешь кого-то из своих, так?

Толян молчал.

— Ох, — закатил глаза Капралов, — какой же я кретин…

— Это кто-то, про кого мы еще не знаем, так?

Глаза Толяна заблестели, и он резко отвернулся. Вдруг что-то неуловимо изменилось в его осанке, он приподнял подбородок, повернул голову вместе с плечами и сказал, манерно растягивая слова:

— Он обращался не к вам, а ко мне, чтобы я сам решил. Толик обещал, что не выдаст, и не выдал. А вы хотели с него начать. Какой же вы бессердечный, Лука Романович!

— А это еще кто?! — затряс головой Михаил Африканович.

— Ш-ш-ш… — подняла указательный палец Елена Константиновна. — Вы нам представитесь?

Незнакомец набрал воздуха и произнес с расстановкой:

— Я — Гей.

— В… в каком смысле? — растерянно переспросил Капралов.

— В том самом.

Некоторое время все молчали, усваивая услышанное. Первым подал голос Михаил Африканович:

— Наверно, вам очень удобно в женском теле?

— Что вы несете! — фыркнул Гей. — Я мужчина!

— Но почему вы так долго скрывались? — спросил Капралов.

— А как вы думаете? — Он медленно обвел зрителей взглядом и еще выше задрал подбородок. — Но сегодня я сделал каминг-аут! Вам не понять, как много это значит! Ни от кого не скрываться, не притворяться кем-то другим! Теперь я могу быть самим собой! Да, я люблю мужчин! И что? Мужчин, мужчин, мужчин! Съели?

— Да никто и не… — начала Елена Константиновна, но Гей не унимался:

— Я даже могу пойти в гей-клуб!

— Не уверен, что это понравится вашим… э-э-э… коллегам, — заметил Михаил Африканович.

— Ничего! Я не собираюсь это делать часто! Я же терплю, когда Профессор ходит на коммунистические собрания или Пантелеймон Никанорович смотрит порнуху в интернете.

— Профессор, Пантелеймон Никанорович, этого вы мне не говорили… — удивленно пробормотал Капралов.

— Потому что вас это не касается! — отрезал Пантелеймон Никанорович.

— Это нужно отпраздновать! — воскликнул Гей. — Светочка!

Из-за двери вышла Светлана.

— Принесите нам шампанского! Мы будем пить шампанское и кружиться!

— Вам, наверно, нелегко было решиться? — участливо спросила Елена Константиновна.

— Я давно собирался. Однажды почти собрался, но вышел этот закон о пропаганде, и я передумал.

— А это-то тут причем? — удивился Михаил Африканович.

— Ну как же! Закон о пропаганде гомосексуализма среди несовершеннолетних. У нас ведь Толян. Я боялся, что мое признание сочтут пропагандой, и продолжал скрываться. Знаете, каково это, когда вокруг тебя кипит жизнь, а ты будто и не существуешь…

— А я вот недавно была в Голландии… — задумчиво начала Елена Константиновна.

— Не надо сравнивать! — перебил Пантелеймон Никанорович. — Их волнует мнение потомков, а нас — предков.

— Светочка! — встрепенулся Гей. — Где же наше шампанское?

В салоне появилась Светлана с подносом. Все взяли по фужеру, лишь Елена Константиновна улыбнулась и покачала головой.

— И что теперь? — спросил Михаил Африканович.

— Что «что теперь»?

— Что вы теперь будете делать?

— То же, что и до этого. Зато я знаю, чего больше не буду — притворяться. Лука Романович, скажете тост? Желательно за меня.

— Да, да, конечно… Я рад, что вы нашли в себе мужество… вернее, решились на этот шаг. Желаю, чтобы вы больше не были одиноки.

— Спасибо!

Они чокнулись. Гей повернулся к Елене Константиновне, задержал фужер на уровне глаз и залпом выпил.

— А вас это не шокирует? — обратился он к Михаилу Африкановичу. — Ладно, они психиатры, но про вас я думал…

На лице Штыкова расползлась снисходительная улыбка.

— А что вы думали? Что я, пи… геев не видал, что ли? Я в военном училище учился, у нас там всякое бывало. Это теперь у вас каминг-ауты. А в мое время и слов таких не знали. Однажды один курсант, как сейчас помню, Леха его звали, высокий такой, с волосатыми ногами… мы с ним пошли…

— Не надо, пожалуйста, это лишнее, — вмешалась Елена Константиновна.

— Ну, не надо, так не надо.

— А почему вы передумали? — спросил Капралов. — В смысле — решились? Боялись, что узнает Толян, но открылись ему…