Шрифт:
Наученные горьким опытом, мы стали осторожны. Прежде чем войти в село, долго наблюдали за ним издали. В хаты сразу не входили, а предварительно узнавали от хозяек о полицаях и немцах.
Но маршрут наш неожиданно изменился. В одном из сел узнали, что двигаться к Черкассам через Знаменку нельзя: дорога путаная и сильно охраняется гитлеровцами. [71]
– Край лесной, и партизаны там житья немчуре не дают, - говорили нам.
– На дорогах патрули. Лучше обойти Кировоград степной стороной. Хоть и намного длиннее, да зато надежнее.
Этот путь действительно оказался спокойным. Только в одном месте повстречались с местным жителем. Он сразу догадался, кто мы, и посоветовал дальше передвигаться в одиночку.
– В селах только женщины остались да дети, а вы трое здоровых хлопцев идете на виду у всех. Так не годится. Нужно врозь. Я сам бежал из Лодзи… Бежало нас много, а до дому добрались единицы… Запомните: вы приближаетесь к Днепру, а Днепр нынче - граница и хорошо охраняется.
– Подумаем.
– Думайте, да недолго… А сейчас айда ко мне. Переночуете, а утром по холодку опять в путь…
Едва рассвело, хозяин дома разбудил нас, снабдил на дорогу едой и дал новый совет:
– На Днепре есть село Топиловка. Там моя старшая сестренка живет. Ее муж и двое сыновей в Красной Армии служат, осталась она с младшим Витькой. Паренек шустрый, он вас и переправит через реку. Найти их просто - как войдете в село, смело шагайте в третью хату справа. Ну, путь добрый!
– Спасибо. Счастливо оставаться!
– Оставаться долго не думаю. Вот приду в себя малость и вслед за вами к фронту подамся. Сестре скажите, что вы от Петро.
– Догоняй нас, Петро!
– пожелал на прощание Клементьев.
Тот день мы прошли втроем, и последнюю ночь перед расставанием провели вместе в копне соломы. Долго не могли заснуть. Вспоминали горькие дни, проведенные вместе, мечтали о том, как после войны опять встретимся. Условились, что встреча эта состоится непременно в Москве у меня - на Ульяновской.
Пошел уже второй месяц наших совместных скитаний после бегства из плена. Тридцать пять дней пробирались мы на восток, к фронту, куда нас властно звали воинский долг и любовь к Родине. За это время [72] стали словно братья, обрели крепкую веру друг в друга. И вот приходится расставаться…
«Наверное, меня ждет еще немало расставаний, - думал я, - но это запомнится навсегда. Хранить его будет самая стойкая память - память сердца».
Свет луны, прорывавшийся через тонкую пелену перистых облаков, падал на лица моих друзей. Они были суровы и печальны. Мне вдруг почудились в их глазах скупые слезы. А может, это только показалось? Ведь я сам ощутил на своих глазах предательскую влагу.
До Днепра оставалось два часа пути. Уйти по одному мы не решились. Приняли такой вариант - один и двое. Утром Виктор свернул из газеты три маленьких валика. Один внутри запачкали пеплом. Виктор зажал валики между пальцами.
– Тяните.
Ни у меня, ни у Василия не поднималась рука.
– Ладно, - сказал Клементьев, - тогда я сам начну.
И вытянул билетик. Второй достался Вязанкину, третий - мне. Развернули одновременно. Запачканный валик оказался у Василия. Он должен был уйти первым, и один.
Виктор разделил продукты и курево на две части. Меньшую оставил нам на двоих, большую отдал Вязанкину.
– Спасибо, - тихо сказал Василий, и худые плечи его вздрогнули.
– Что ж, Вася, попрощаемся.
Виктор обнялся с Вязанкиным. Распрощавшись, я повторил Василию свой адрес и добавил:
– Будешь в Москве, обязательно оставь записку или пришли письмо…
– До скорой встречи, Вася!
– напутствовал Клементьев.
– Помни, кроме Москвы есть еще такой город Архангельск. Там живут отличные люди и, между прочим, Виктор Клементьев.
Вязанкин повернулся и быстро, не оглядываясь, зашагал к большаку. Мы долго смотрели вслед товарищу. Когда фигура его стала расплываться, Виктор тихо, но твердо произнес:
– Иди, солдат! [73]
Это случилось утром тридцать первого июля тысяча девятьсот сорок второго года.
Это случилось в то самое время, когда отборные фашистские части рвались через сухие степи к Волге и в городе, что вытянулся на многие километры вдоль великой реки, уже разрывались бомбы.
Это случилось более двадцати лет тому назад.
Нежданно-негаданно
Мы тронулись в путь через час после ухода Василия. В Топиловке отыскали домик, о котором говорил Петр, познакомились с его племянником Виктором. Он оказался рослым мальчуганом и выглядел старше своих четырнадцати лет.