– - Ты, Петругпа, не сердись, пожалуйста,-- смущенно перебил меня Галкин, обращаясь к шахтеру,-- я ведь все по правде, как думал.

– - Ничего, браток, ничего я не сержусь. За правду разве сердятся? Я ведь на самом деле -- несчастный!..

– - "У него душа горит и мается"...

– - Это -- тоже верно!.. Ох, как верно!..-- воскрикнул шахтер.-- Читай дальше!.. Как все хорошо писано!..

Он прикрыл глаза руками.

– - "...а приткнуться он не знает куда. Это тоже хороший помощник, но вина ему надо пить поменьше..."

– - Я его брошу,-- сказал Петя.

– - И милое дело,-- погладил его по плечу солдат.

– - "Самый задушевный человек -- и мы, может, все его ногтя не стоим -- Илья Микитич Лопатин. Из его бы хороший губернатор был, из милого, крепкий человек, на хитрости не согласный. Я думаю, что он лучше умрет, а не продаст души..."

– - Это и все мы так должны,-- сказал Штундист.

– - Ну да.

– - "...Есть еще Саша Богач и Максим..."

– - Вот и до нас с тобой очередь дошла,-- улыбнулся Богач, моргая Колоухому.

– - Об кажном написано, что мы за люди.

– - "Это неправильно, что Максима прозвали Колоухим, его надо бы -- Востроухим, в тех видах, что любит он к правде прислушиваться..."

– - Ишь ты -- в точку!

– - Да уж служивый не подгадит!..

– - "...А Паша Штундист -- мать родную может удавить за измену или за плутни... Рылов еще цыпленок, но из него и из нашей Настюшки..."

– - Иди, Настюнь, ближе: про тебя читаем!
– - крикнул Галкин.

– - "...из обоих из них выйдут хорошие люди, толковые насчет правов..."

– - Вот калечина-малечина!
– - прыснула Настя.

– - Молчи, Фекла!
– - закричал на нее Галкин.-- Не правда, что ли?

– - "...Женить бы их, леших, тогда дело пошло бы еще лучше..."

– - Это ни к чему,-- досадно сказал я, откладывая бумагу.-- Рылов, какой тебе год?

– - Семнадцатый... Мне еще на службу идти...-- пролепетал тот, зардевшись.

– - Молокосос, за спиной солдатчина, а лезешь жениться,-- не скрывая раздражения, поднялся я из-за стола.-- А той скоро девятнадцать,-- махнул я на девушку.-- Да еще и пойдет ли она за Рылова?.. Не в свое дело ты лезешь, солдат!.. Не хочу больше читать бумагу!..

Нахлобучив шапку, я шагнул к дверям. Все с удивлением глядели на меня, а я чувствовал, что все лицо мое горит, и не поднимал ни на кого глаз.

– - Постой, чего ты взъелся?
– - схватил меня за полу маньчжурец.

– - Ничего, какое тебе дело?
– - сердито огрызнулся я.-- Сказал, не буду -- и не буду... Мое слово -- олово!..

– - Ну, что за дурень!
– - всплеснул он руками.-- Даже пошутить нельзя, ей-богу, правда!

– - А ты над собой позубоскаль!
– - вдруг резко ответила за меня молчавшая доселе Настя.-- Выискался, хват!..

– - Ну, подняли канитель, вз-зы! вз-зы!..

– - На, Вань, замарай, что он там наляпал,-- обратилась она ко мне, подавая карандаш.-- Рылов-то твой еще лапти плесть не умеет... жениха нашел облупленного...

– - Да я же ничего! Я и жениться-то пока не думал!
– - взмолился Рылов.-- Какая женитьба -- мне в солдаты идти!.. Чего вы ко мне привязались? Ну-ка я сам замажу!

Смущенный, с выступившими слезами, он взял из моих рук карандаш и стал тщательно зачеркивать ненужное.

– - Ну, теперь, Иван, садись читай! Читай!
– - загалдели все.-- Нечего там -- читай, про это замазали!..

Виновато хлопая меня по спине, солдат говорил:

– - Бездымный порох ты, мошейник! Ей-же-ей, бездымный порох! Разве я что?.. Я не знал, что ты с ей в сердцах!.. Это, конечно, ваше дело... Уж ты прости, пожалуйста, я хотел к лучшему, ан -- обмишулился!..

– - "Баб тоже надо к делу приучать,-- начал я дальше,-- они большая помога. Настюшка все знает, что я думаю, и очень одобряет меня. Мать нашу в компанию не принимать: она только плакать будет либо всем все расскажет. А насчет Ивановой сестры -- Матрены Сорочинской -- надо хлопотать: баба -- золото..."

– - Теперь дальше будет описываться, что нам делать, -- сказал Прохор.-- Отдохни, Петрович, немного; поди, язык заболтался, а ты, мать, поди посиди у суседей.

– - Я ведь не сболтну,-- подняла старуха голову.-- Чего ты меня гонишь?

Солдат подумал и сказал:

– - Чудная ты, мать, ей-богу!.. Разве я тебя гоню? Я говорю: ступай, мать, к суседям. Я сам знаю, что не сболтнешь, но только у меня сердце не на месте: чужой человек, а сидит в нашей компании.

Накидывая на плечи полушубок, старуха обиженно ворчала: