– - Вы, видно, тоже из таких?
– - равнодушно спросил Поддевкин, глядя куда-то поверх наших голов.

– - Из их же! Из их же!
– - воскрикнул Лопатин.-- Говори скорей, где Миколай Иваныч? Другу неделю его ищем...

– - Посадили его онамедни в каменный мешок,-- с удовольствием ответил Осип.-- К тройному расстрелу поведут... Ну?

– - Постой, не ври, это ты следы заметаешь!
– - завизжал Лопатин.-- Коли намекнул, досказывай, а то у нас с тобой драка будет... я человек горячий!..

Илья Микитич уже тряс Поддевкина за "жабры".

Мимо проехал водовоз.

– - Будошника-то сзади разве не видите?
– - спросил он, вытираясь полою полушубка.-- Он вас сейчас помирит.

– - Николай Иваныча теперь не достанете,-- сказал Осип, когда мы спрятались от будочника за угол,-- Был, да сплыл... А если вам надо таких, ищите по ночлежкам -- там всякий народ водится... Это неправда, что я был в одной компании с ним.-- Поддевкин усмехнулся.-- Не взяли они меня через характер: по пьяной лавочке я хуже свиньи...

Помолчав, он глубоко надвинул на лоб шапку, опустил красивейшие девичьи ресницы, так не подходившие к его цыганскому лицу, махнул рукой.

– - Уходите-ка, друзья, от меня к черту, да право!.. Вы, может, в самом деле переодетые крючки!..

Заложив руки в карманы, не попрощавшись, широко зашагал, хрустя снегом, по пустынным улицам пригорода.

Большая станционная зала, где мы с Лопатиным устроились, прокопченная гарью, с удушливым запахом пота и дыма, с паутиной по карнизу и высоко подвешенными газовыми рожками, была битком набита народом. Ехали в отпуск солдаты, мужики-белорусы в Сибирь, мастеровщина, шахтеры. Все это беспорядочными, скверно-пахнущими серыми кучами разбросалось на заплеванном асфальтовом полу, покрытом мусором, окурками, лоскутками бумаги, обсосанными селедочными головками, галдело, плакало, молилось, со свистом и хрипом кашляло, не в меру громко гоготало. Как пастух среди овец, меж узлов, постелей, сундуков, корзин, спящих детей и женщин, мирно беседующих групп ходил русый красавец жандарм в белых перчатках.

Закусив, мы выбрали себе место в углу; приглядевшись к соседям, начали совещаться о том, что делать завтра, куда пойти, кого спросить. Встреча с Осипом, его рассказ про Николая Ивановича, даже не самый рассказ, а его последние слова, что студент не один, что в городе есть еще люди, подобные ему, окрылил нас, раздул слабую искорку веры в живой огонек. Ласково поглаживая меня по плечу, Илья Микитич, наклонившись, шептал:

– - Ничего, Петрович, не дается без труда... Другой раз дуешься, дуешься, того гляди -- пупок лопнет!..

– - Он вот говорил: по ночлежкам надо искать... Там будто бы того... Мы завтра туда?

– - Видишь ли...

В это время лежавший сзади человек в вылинявшем картузе и бобриковом пальтишке, из-под которого виднелась серая сарпинковая рубаха с тесемками вместо пуговиц, с виду лет двадцати семи, потрогал его за руку.

– - Товарищ, у вас нет ли спички?

– - Я не курю,-- сухо ответил Илья Микитич.

Человек поднялся и попросил спичку у солдата.

– - Товарищем меня обозвал,-- подмигнул Лопатин.-- Спасибо, денег с собой нет, а то, по-товарищески-то, обчистил бы, лахарь!..

Илья Микитич знал, что я курю и что у меня вышел табак. Помявшись, взглянул украдкой несколько раз на соседа, не вытерпел:

– - У вас, извините, нет ли лишней штучки для Петровича?

Он кивнул на папироску, потом на меня.

– - Добились мы с ним, даже на табачишко не уберегли...

– - Есть,-- с готовностью ответил тот.-- Пожалуйста.

Разговорились. Видим: парень сметливый, балагур, с головой. Рассказал нам, что из Питера, слесарь, ждет пересадки пятый час, зовут Платон Матвеич. Блестя темными выпуклыми глазами, неожиданно спросил Лопатина:

– - Почему вы засмеялись, когда я вас назвал товарищем?

Илья Микитич неловко завозился на своей сибирке, стал отнекиваться.

– - Нет, в самом деле почему?
– - напирал Платон.

Тогда Лопатин сказал:

– - Чудным мне это показалось: видимся в первый раз, а вы на меня -- товарищ!.. Какой же, думаю, я товарищ?..

Незнакомец засмеялся.

– - Первейшие товарищи!
– - воскликнул он.-- Оба голодны, спим на полу, в грязи, обоих могут выгнать отсюда, а почнем артачиться -- накладут в загривок. Чем не товарищи?

– - Это верно, браток,-- привскочил Илья Микитич.-- Слова твои, если хочешь знать правду,-- золото!.. Житья нам нет путного!..

Чем дальше говорил наш новый собеседник, тем увлекательнее. Пропало к нему недоверие. Пошептавшись, мы сказали:

– - Обожди-ка, слушай: ложись к нам в середку и рассказывай, будет сподручнее. Не ровен час, какая-нибудь собака подслушает...

– - Не из одной ли он компании с Николаем Иванычем, поласковее будь,-- предупредил я Лопатина.

Слесарь перелег к нам в середину и стал говорить о жизни на заводах, но мы перебили: