генерального штаба, что в Фастове, за мостом, немцы устроили крупное

бензохранилище и что мост там охраняют чешские солдаты, настроенные

антифашистски. И самое главное -- теперь ему были известны имена всех тех,

кого Миллер переправлял в наш тыл. Больше того, у Максима возник смелый план

переброски своих людей на автомашине немецкой военной разведки на левый

берег Днепра, поближе к линии фронта.

В квартире Миллера постоянно находилась некая Виктория Густовская,

тридцатилетняя полная брюнетка, у которой майор жил еще в бытность мукомолом

в Умани. Она могла многое рассказать о Миллере и его подчиненных. Мария

Ильинична решила познакомиться и с ней.

Несколько раз заводила она с Густовской разговор и наконец узнала, что

та мечтает о собственном пианино. Груздова вспомнила, что на складе

домоуправления, где немцы хранили награбленную мебель, было пианино.

– - Хотите,-- предложила ей Мария Ильинична,-- я выдам со склада?

Густовская не удержалась от соблазна, поделилась разговором с Миллером,

и тот вызвал к себе Марию Ильиничну.

У двери с табличкой "Вход запрещен" ее встретил рослый рыжеватый унтер.

– - Подождите здесь, -- указал он на диван.--Шеф сейчас выйдет.

Она и не спешила; села, осмотрелась: журнальный столик, несколько

стульев, вешалка, кресло -- обычная обстановка обычной квартиры.

Наконец Миллер вышел и любезно поздоровался с Марией Ильиничной.

– - Правда, что вы могли бы дать Виктории пианино?

– - Да, хоть сейчас.

Он постарался подчеркнуть свое расположение.

– - Заходите, буду рад вас видеть.

Потом она не раз бывала в квартире Миллера -- в его кабинете, в комнате

Густовской и в других комнатах, но ни разу ей не удалось заглянуть в

помещение, расположенное рядом с кухней: там помещалась секретная

радиостанция.

Как домоуправ, она имела свободный доступ во все квартиры и не раз

"случайно" попадала на встречи их хозяев со своей агентурой. Жители дома

обязаны были сдавать ей свои фотокарточки, одну из которых она отдавала

Максиму, а тот вместе с Митей Соболевым их переснимал.

Она сумела настолько войти в доверие к Миллеру, что тот, следуя ее

советам, даже распорядился арестовать за "распространение листовок"

преданного немецкого пса-- следователя Русецкого, того самого, к которому

приходил Владик Корецкий.

Однажды Миллер пригласил к себе Марию Ильиничну, долго расспрашивал ее

о родственниках и друзьях, живущих в советском тылу, о Москве, интересовался

названиями улиц столицы, на которых ей приходилось бывать, знакомыми

москвичами; прощаясь, спросил, не хотела бы она поехать на пару месяцев в

Варшаву. О своей беседе Мария Ильинична рассказала Максиму.

– - Он вербует тебя в шпионскую школу,-- засмеявшись, сказал Максим.--

Готовься к поездке в Москву. Соглашайся.

Главное -- не терять головы

Квартира, в которой Мария Ильинична поселилась по заданию Максима,

нужна была для работы. Жить в ней Максиму было опасно, да и ей тоже. Одна, в

пустых комнатах, в доме, набитом гестаповцами. Чьи-то шаги на лестнице.

Где-то стреляют, кто-то кричит, прощаясь с жизнью... В такие ночи она

особенно остро ощущала никогда не покидавшее ее чувство тревоги -- тревоги

не за себя, а за Максима, за жизнь которого она отвечала перед своим

народом. Ей иногда казалось, что сейчас вот, пока она тут одна в безопасной

пустой квартире на Кузнечной, за ним пришли гестаповцы или возле дома уже

устроена засада и некому его предупредить.

Но приходило утро, она бежала домой, а его там уже не было. Как всегда

спокойный, тщательно выбритый, элегантно одетый, он уже шагал на очередную

встречу с одним из своих разведчиков, потом ехал куда-то на Подол

инструктировать подпольщиков, а спустя немного времени его видели на

конспиративной квартире, где он слушал передачу московского радио и

редактировал листовки. Кому-то он помогал деньгами, кому-то -- оружием. С

одними обсуждал, как лучше организовать диверсию в железнодорожном депо, с