декабристов до народовольцев<4>. Напомнить же об этом стоит хотя бы потому, что на

период 20-х гг. как раз приходится завершающий этап развития анархической

(акратической) идеи не только в СССР, но и во всем мире, - факт огромной важности для

правильного понимания событий, о которых пойдет речь ниже.

Только события эти начались не в 1928 г., как можно решить на основании хронологии

публикаций в журнале “Дело труда”, а в феврале 1921 г., буквально через несколько дней

после смерти П.А.Кропоткина в г. Дмитрове под Москвой.

Основанием для такого утверждения служат документы, переданные в 1925 г.

анархистом А.М.Атабекяном А.А.Боровому и сохранившиеся в фонде последнего в

Российском государственном архиве литературы и искусства<5>. Недавно открытые для

исследователей, они представляют безусловный интерес, поскольку вводят в самую суть

25

происходившего и состоят из: 1) копии письма А.Атабекяна от 11.03.25 г.

С.Г.Кропоткиной с объяснением ряда обстоятельств, 2) “Открытого письма

А.А.Боровому” группы анархистов с порицанием его позиции по отношению к конфликту

в Кропоткинском Комитете, 3) “Краткой истории Кропоткинского музея”, изложенной

“для революционого общественного мнения” и датированной 10.05.25 г., и 4)

“Публичного заявления”, которое появилось на страницах Аршиновского “Дела Труда”

только в феврале 1929 г., в котором действия дирекции музея в апреле 1925 г. объявлялись

“политическим доносом” на Анархическую секцию Комитета.

Этот комплекс документов оказывается чрезвычайно важен, поскольку, с одной

стороны, излагает точку зрения Атабекяна, человека достаточно известного в

анархическом движении<6>, но, как видно, чересчур экспансивного, а с другой -

позволяет проследить развитие конфликтной ситуации там, где ранее опубликованные

документы ее затушевывают или просто обходят.

По Атабекяну картина рисуется следующая.

Через неделю после смерти П.А.Кропоткина, 15.02.21 г. пленум Моссовета принял ряд

решений по увековечению памяти умершего, в том числе о передаче дома № 26 по

Штатному переулку в г. Москве (ныне пер.Кропоткина) под Музей им.Кропоткина.

“Кому?” - задается вопросом Атабекян и сам себе отвечает: “Идейным последователям

Кропоткина… Комитету по похоронам, состоявшему сплошь из анархистов за

исключением одного представителя семьи…” Поэтому, вскоре после похорон Кропоткина,

было созвано общее собрание представителей, живших в Москве и приехавших на

похороны анархистов, которое избрало “Комитет памяти П.А.Кропоткина”. В этот

Комитет вошел представитель семьи по похоронам географ Н.К.Лебедев, и “из чувства

деликатности к семье покойного” в него была избрана вместе с другими и вдова,

С.Г.Кропоткина.

Далее оказывается, что, согласившись с избранием, на одном из первых же заседаний

С.Г.Кропоткина решительно воспротивилась составу Комитета только из идейных

последователей ее покойного мужа и потребовала коренной реорганизации Комитета и

привлечения в него представителей научных, литературных, художественных,

музыкальных, кооперативных и иных общественных организаций с подразделением

Комитета на четыре секции: естественно-научную и географическую, общественно-

экономическую, литературно-художественную и анархическую. Для чего? Атабекян

полагал, что “чуждой духу учения своего мужа” вдове “нужно было привлечь умеренные,

выхолощенные, далекие от революционного темперамента Кропоткина политически

бесцветные или исторически изжитые элементы, чтобы числом этих группировок

оттеснить подлинных его последователей. Оставшись в Комитете в единственном числе,

не считая ее сателита Н.К.Лебедева, она… нашла допустимым завладеть печатью не ею

созданного Комитета и решительно объявила, что под тем же названием она образует свой

Комитет”<7>.

Последущая “история Кропоткинского музея” в изложении Атабекяна предстает