оговаривал других и признавался в несовершенных поступках<7>.

Столь же отличны и архивно-следственные дела третьей волны репрессий,

приходящейся на 1948-51 гг., когда по всей стране шел подлинный “отлов” ранее

репрессированных по ст. 58 УК для препровождения их снова в концлагеря или “на

вечное поселение”.

Как правило, в этот период новое уголовное дело возбуждалось по справке,

составленной на основании первичного дела 20-х или 30-х гг., после чего выносилось

“постановление на арест”, а дальнейшее следствие заключалось в повторении

арестованным старых показаний и в привлечении свидетелей-сослуживцев,

подтверждавших или (что тоже случалось) не подтверждавших факты антисоветских

высказываний арестованного и его “недобросовестного отношения к работе”. Все без

исключения следственные дела этих лет содержат типовую анкету с приметами

подследственного, отпечатками всех пальцев рук, фотокарточкой, однако протоколы

допросов, за редким исключением, шаблонны и несут сравнительно мало информации по

интересующим нас вопросам. Впрочем, иногда в них удается почерпнуть дополнительные

58

биографические сведения о самом человеке, о некоторых его родственниках и знакомых, о

которых он рассказывал с тем большей свободой, чем более достоверной была у него

информация об их смерти или нахождении в заключении.

Обычно именно в этих, самых поздних по времени делах можно найти документы об

освобождении человека из лагеря или возвращении из места ссылки, обращение к

прокурору о снятии судимости и материалы последующей реабилитации (или отказ в

ней).

Подводя итоги такому далеко не исчерпывающему обзору, позволяющему, тем не

менее, составить общее представление о характере и степени достоверности такого

специфического источника информации, практически единственного для исследователя,

занимающегося изучением мистических обществ и орденов в советской России, я хочу

остановиться еще на одной его особенности, а именно: отсутствии систематизации

материала. Последнее означает, что за редким исключением следственные дела мистиков

предстают (и числятся) как дела отдельных людей (или групп), не имеющих внешней

связи друг с другом, проходя по регистрации исключительно по фамилии того или иного

человека, добраться до которого можно только зная его имя, год и место рождения.

Отсюда следует, что выявление групп и отдельных людей, принадлежавших к тому или

иному объединению мистиков (будь то Орден тамплиеров, Орден розенкрейцеров, “Орден

Света”, “Орден Духа” и т.п.), возможно лишь путем непосредственного перехода

исследователя от одного архивного дела к другому, выделяя из показаний

подследственных имена и фамилии, представляющиеся наиболее “перспективными” для

выхода на новую группировку.

Способ такой бывает сложен, а порою и непреодолим, потому что в исходном

документе часто указывается одна только фамилия без полного имени, к тому же неверно

записанная (не только следователем, но и самим подследственным). Однако даже полное

имя, особенно при заурядности его элементов (Иван Александрович Петров) и отсутствии

указания на место и год рождения, не спасает положения. Следует быть готовым и к

другому. Например, когда несмотря на неполные данные об одном из членов Ордена

тамплиеров М.А.Лорис-Меликове удалось разыскать его следственное дело, то

выяснилось, что оно ничего не сообщает об его орденской деятельности, поскольку

арестован он был не как мистик (анархо-мистик), а как “вредитель в метеослужбе” и

проходил по другому отделу ОГПУ<8>.

И все же при всей неразработанности (и засекреченности) архивной службы ФСК РФ,

при всей затрудненности получения материалов этих архивов, в особенности, отдаленных

от центров (следует сказать, что “ключи” к ним находятся в Справочно-информационном

центре МВД в продолжающей пополняться картотеке на лиц, осужденных уже в наши

дни), их документы являются драгоценнейшим источником, который позволяет впервые

поставить (а в каких-то случаях - и решать) вопросы духовной жизни советской России,