– Это как раз не страшно, – покивал адвокат. – Свидетельства родственников – шаткая линия и для защиты, и для обвинения – старые семейные разборки, ревность между сестрами… Хуже то, что ваши друзья, Максим и Таисия, уже договорились с прокуратурой. Им грозит максимум соучастие в убийстве второй степени. Улики, – он заглянул в свои записи, – против них исключительно косвенные: на месте преступления они не появлялись, скрыть следы – к примеру, поставить другие номера на машину – не пытались.

– Что ж, договорились – и отлично. – Надя, откинув голову, тряхнула бронзовой гривой и впервые улыбнулась своему защитнику. – Теперь наша главная цель – чтобы прокуратура разделила два дела – мое и Никитино. Это несложно – им наверняка покажется, что по отдельности нас проще будет засадить за решетку. – Она сделала паузу, в которую адвокат, как и сотни мужчин до него, загляделся на свою подопечную.

– На самом деле, – все так же улыбаясь, продолжила она, – только так мы сможем правильно выстроить линию моей защиты.

Маша стояла перед сейфом и вопросительно смотрела на налившуюся алым, что твой бакинский помидор, Броню. Та нерешительным пальцем нажала на четыре кнопки. Зажужжав, с легким щелчком открылась массивная стальная дверца. Броня перевела на Машу смущенный взгляд.

– Как давно вы знаете про сейф? – Маша отставила в сторону картину, что-то вроде абстрактного экспрессионизма – четыре широких полосы. Оранжевое, синее, белое, зеленое. Экспрессионизм висел в кабинете профессора Шварца, прикрывая встроенный в стену сейф вполне банальной конструкции.

– Пару месяцев. – Броня отвела взгляд.

– Почему же ничего нам не сказали? – Маша пыталась говорить ровно, почти участливо, – видно было, что аспирантка и так сама не своя от замешательства.

– Я… забыла. – Броня смотрела куда-то в угол, как провинившийся ребенок.

– Забыли о сейфе, от которого знали код? – Маша открыла тяжелую дверцу. В узком пространстве, уходящем в глубь стены, лежал всего лишь один лист бумаги.

Броня виновато сморгнула:

– Честно говоря, я только сегодня вспомнила о нем, именно потому, что решила, что, может быть, знаю код…

Маша замерла, уставившись на аспирантку Шварца. А Броня продолжила скороговоркой:

– Евгений Антонович набрал код на воротах дачи профессора в тот день, когда… – Броня запнулась, а Маша кивнула, поняв – когда. – А сегодня я подумала: а что, если Борис Леонидович – он не любил голову загружать лишней информацией – использовал тот же код повсюду? И вспомнила про сейф. Я слышала, как он его открыл после того, как ушел тот человек…

Маша уже внимательно изучала листок бумаги. Пять рядов по две буквы – сокращения, инициалы? Абсолютно бессмысленная находка.

– Какой человек? – рассеянно спросила Маша, вертя листок. Нет, все-таки, скорее всего, инициалы.

– Частный детектив, – прошептала Броня и сглотнула, когда Маша резко развернулась в ее сторону.

– Частный детектив? – Маша, нахмурившись, смотрела на Броню. – Вы нам о нем раньше не говорили, верно?

Броня молча помотала головой.

– Простите. – Она развела руками. – Все хотела вам рассказать, но сначала думала – это личное, Бориса Леонидовича. Потом… – Броня вздохнула. – Решила, поздно уже, вы Надю арестовали.

– Нет, не поздно, – внимательно поглядела на нее Маша. – В самый раз. Рассказывайте.

И Броня, как могла детально, изложила историю про неизвестного в кожаной куртке.

– И вы считаете, этот листок – результат работы детектива?

Броня кивнула:

– Я слышала, как Борис Леонидович открыл сейф тотчас после его ухода.

Маша протянула лист Броне:

– Вам эти буквы ни о чем не говорят?

Девушка, склонившись над списком, несколько секунд его изучала, а потом подняла на Машу все еще виноватые глаза:

– Нет. Простите.

Маша вздохнула: ну, нет так нет. Было бы странно, если бы звезды вдруг внезапно сошлись и загадка разрешилась так же быстро, как и возникла. Надо бы сделать копию с этой бумаги, решила Маша. И оставить ее себе на будущее – «на подумать».

В зале суда было душно. Яблоку негде упасть. Броня тяжело дышала – она надела тесное темно-коричневое платье, схожее со старой школьной формой. Ей почему-то показалось, что именно так и нужно выглядеть в суде. А то, что она обязательно должна здесь присутствовать, сомнению не подлежало. Она украдкой огляделась по сторонам – все были тут: Калужкин и прочие, институтские. Заплаканная, с каким-то мученическим выражением лица старшая дочь Шварца, которую Броня видела лишь однажды, – бледная, вся в черном. Даже вахтер Коля, в расстегнутой чуть ли не до пуза несуразной рубашечке в клетку, и тот пришел полюбопытствовать. И оперативники: та парочка, простоватый мальчик со сложноватой девочкой с оригинальной фамилией Каравай, сидели прямо перед ней, внимательно слушая показания Никиты Торнякова, отвратительного типа, блеклой воши с пустыми белесыми глазами. Броня заставила себя снова в него вглядеться – то, что именно этот тщедушный, ни на что не годный генетический мусор убил ее кумира – остроумного, деятельного умницу, перл творения, не поддавалось осмыслению. А юноша на свидетельском месте снова затеребил свои яркие – «единственное, что есть в нем яркого», с ненавистью подумала Броня – прыщи.