после этой первой встречи он позвонит ей и предложит сняться в «Сибириаде», в роли Таи

Соломиной, которую потом сыграют, в разные возрастные периоды, Коренева и Гурченко.

Ширли откажется.

И вот уже в Америке, когда Андрей ощутит «страшную пустоту одиночества — ни мамы,

ни родных, ни друзей — никого» и на него навалится депрессия, Ширли появится. «Она

вытащила меня из этого состояния. Отношения с ней для меня стали отдушиной, я нырнул в

них…» В «депрессивную» пору он жил в гостинице, где в основном обитали звезды богемы.

Режиссер описывает это место как мрачную крепость, в которой ему, под шум проливного

весеннего дождя, приходилось писать сценарий, а перед ним лежало письмо матери о том, что

нельзя жить без Родины, нельзя отрываться от дома…

С Ширли Маклейн он встретился на просмотре «Сибириады», который организовал для

голливудских коллег актер Йон Войт, чтобы продемонстрировать уровень русского режиссера.

Виктор Петрович Филимонов: ««Андрей Кончаловский. Никто не знает. .»»

148

Естественно, актриса отреагировала на свое сходство с Кореневой. Прошло время, Андрей и

Ширли стали жить вместе.

«…Вокруг каждой звезды существует какое-то число людей, при ней пасущихся и

кормящихся. Я как бы попал в ту же когорту, чем вызвал неприязнь к себе ее окружения.

Появился новый человек, посягающий на их кусок. В это время я выпивал каждый день — от

возбуждения и оттого, что возбуждение надо было погасить. Я вел себя как русский любовник.

Часто ревновал Ширли, особенно когда выпивал. По натуре я человек независимый, устраивать

через Ширли свою карьеру мне и в голову не приходило, я и сам себя считал звездой, хотя было

ясно, что в Америке я никто. Я пытался работать. Писал для Ширли сценарий, получалось

интересно, с отличной для нее ролью. Она выступала по всей Америке. Мы много раз ездили в

Нью-Йорк, жили в Лас-Вегасе, в Неваде, на озере Тахо. Почти каждый вечер я ходил на ее шоу.

Приятно было сидеть в самой лучшей ложе, с ледяным мартини в руке, слушать ее пение. «А

теперь я пою, — каждый раз непременно говорила она, — для моего сладкого медведя». Чтобы

держать уровень независимости, нужны были деньги. Он преподавал в университете

Пепердайн, получал гроши. Заработанное тратил на обеды с Ширли. Нет, он не жил на

содержании у актрисы. «Я не так воспитан. Я — мачо. Американцы считали, что с ее помощью

я пытаюсь сделать себе карьеру. Бесконечно это продолжаться не могло. Я сказал Ширли, что с

меня хватит…»

Пройдет немного времени, и русский режиссер получит наконец предложение снимать в

Голливуде полноценное кино. На его пути в «американский» период будут встречаться разные

женщины, но едва ли в такой роли, в какой выступала Маклейн, — в роли необходимой опоры

на время трудного освоения чужого, но все-таки желанного мира.

Андрей отправился в Америку из Франции с обычным советским заграничным паспортом,

но как частное лицо. Никого не спрашивал, не ставил в известность, не регистрировался в

консульстве. Он оказался в Голливуде с французами. Жил в доме художника-постановщика

Тавулариса, работавшего с Копполой. Замечательно почти животное ощущение свободы,

которое переживал на какое-то время прибывший в Калифорнию русский режиссер. «Помню, я

взял на кухне сэндвич, вышел в трусах из дома на улицу… Сел с сэндвичем на газон и понял:

это моя страна. Здесь я буду жить. Было ощущение свободы и пространства. Это ощущение

немыслимого пространства и немыслимой свободы каждый раз поражало меня в Америке…»

Гораздо позднее к нему на съемки «Гомера и Эдди» (1990) явится Юрий Нагибин для

работы над сценарием о Рахманинове. Фильм снимался в штате Орегон, местах, по ощущению

первозданности напоминающих Западную Сибирь. Обозревая пространство, писатель видел и

реку, похожую на отечественную, и тайгу такую же, и чайку — и все это было «беспартийным»,

в отличие от родного, российского. От осознания этого, признавался Нагибин режиссеру, на

душе у Юрия Марковича становилось гадко. Тогда никто, кроме Кончаловского, не мог ни

услышать, ни понять этих переживаний писателя. Отношения их были достаточно близкие и