Худая тетя из Нью-Йорка говорила:

— Настроение у нас у всех подавленное, тревожное. Помните Робинзонов? У них сын поехал в Корею, и его там убили. Ужасно! А теперь это чрезвычайное положение! Вы слыхали, что было у нас в нью-йоркском метро? Произошло короткое замыкание, поезда остановились, и вдруг кто-то крикнул: «Началось!» Люди бросились в окна, давили друг друга. Думали, что воздушная тревога. Ужасно! А газеты? Они же пишут такое, что волосы становятся дыбом. Вы читали, как один фабрикант из Чикаго — почтенный человек — предложил президенту, что он, видите ли, полетит на самолете и сбросит бомбу на Москву! Но ведь русские — за мир, они об этом везде говорят и пишут! Зачем же летать и бросать на них?! Они же дадут сдачи! Ужасно! Начитаешься всего этого, наслушаешься, а потом ходишь по улицам и все посматриваешь на небо. Вдруг оттуда… посыплется!

И тогда девочка, сидевшая тихо, вдруг громко захлопала в ладоши и сказала свое:

— Мама, а давай уедем туда, где нет неба!

Мотор рычал, захлебываясь от злости и напряжения. Приминая снег гусеницами, оставляя за собой широкий коридор с белыми высокими стенами, танк взбирался на перевал.

Ну, еще одно усилие! Давай, милый! Ну, еще! Осталось немного, давай, давай!

Наконец танк достиг нужной точки и остановился. Мотор продолжал работать на полуоборотах.

Открылся люк, и из утробы танка выбрались двое в черных комбинезонах и танкистских шлемах, на ногах — валенки.

Они огляделись, и тот, кто был повыше ростом и пошире в плечах, сказал другому — низкорослому и крупноскулому:

— Вот они кукуют!

Он показал рукой на занесенные снегом по самую крышу легковые машины на шоссе по ту сторону перевала. Крыши у машин были разные — черные, синие, алые. Бриллиантовое сверкание снега, бирюзовое чистое небо и эти яркие цветные прямоугольники на белом фоне — иногда и несчастье бывает красивым зрелищем!

— Интересно, люди есть в машинах или уже ушли в селение? — сказал низкорослый.

— Далековато до деревни. Сейчас узнаем. Пока надо покурить.

Они стояли и курили, обдумывая план спасательной операции, которую им предстояло совершить. А по снегу, проваливаясь в него по пояс и что-то крича, к ним уже шел человек. Он добрался до танка и остановился, тяжело дыша. Темные светозащитные очки, дорогая шляпа, добротное демисезонное пальто. Он стоял и молча разглядывал тех, кого послало ему на помощь небо. Наконец он сказал по-английски:

— Вы русские?

— Иес, рашен! Русские! — ответил ему низкорослый, крупноскулый танкист.

— Я есть Америка. Я есть турист! — обрадовался пришелец. Он произнес эти слова, как ему казалось, по-русски.

— Очень приятно! — сказал низкорослый танкист по-английски довольно точно. Тогда американец, еще более обрадованный, волнуясь, обрушил на него целую лавину английских фраз.

— Чего он там тарахтит? — спросил своего напарника высокий танкист и бросил на снег окурок сигареты.

— Я понял только одно: он хочет, чтобы мы вытащили его машину первой.

— Пусть покажет, где его машина. Какая у нее крыша? Сумеешь ему это сказать?

— Попробую!

Оказалось, что крыша у американской машины красная.

Высокий танкист поглядел, подумал и отрицательно покачал головой.

— Не выйдет! Это нам не с руки. Начинать надо вон с той, с синей. Придется твоей Америке обождать. Переведи!

Низкорослый снял с головы шлем, вытер им взмокший лоб и храбро стал объяснять американцу то, что должен был объяснить, помогая себе жестами и вставляя для дипломатии, где надо и где не надо, слово «плиз» — «пожалуйста». Американец прервал его, недовольно передернув плечами, и снова заговорил. Говорил он быстро, страстно, даже яростно.

— Не части, Америка! — сказал высокий танкист, усмехаясь. — Не поспевает наш толмач за твоими оборотами.

Американец посмотрел на высокого и замолчал. Не потому, что понял, а потому, что закончил свой монолог.

— Понимаешь, акцент у него американский, — виновато сказал низкорослый танкист, — и плюс быстро чешет. Ругает венгерскую зиму. А в общем, повторяет, чтобы мы обязательно его первого вытащили.

— В других машинах тоже есть люди? Переводи вопрос.

Низкорослый перевел вопрос.

Американец скривился и ответил коротко и зло.

— Переводи ответ! — сказал высокий танкист.

— Говорит, что другие машины и другие люди его не интересуют. Он просит за себя, просит учесть, что пришел первым.

— Хорош гусек! — сказал высокий танкист.

Вдруг американец, словно вспомнив нечто очень важное — он даже рукой себя по лбу хлопнул, — быстро расстегнул пальто, извлек из внутреннего кармана пиджака кожаный бумажник и достал из него пачку венгерских форинтов — толстую банковскую пачку с ленточкой-наклейкой. Он выразительно потряс этой пачкой перед лицом низкорослого танкиста.