Веру покоробило, но одновременно и заинтересовало, что же там за тайна, и она не стала вырывать руку.

— Это страшная тайна, — продолжал Семен, — она требует клятвы перед святым евангелием и крестом господним... — Он замолчал, что-то обдумывая, потом, поглядев на Веру, тихо спросил:

— А ты, Настя, в бога веруешь? Только ответь по-сурьезному...

— Верую, — как можно искренне ответила Вера.

— Тогда поклянись перед святыми образами, что ты меня не предашь.

Вера решила с клятвой не спешить, чтобы не вызвать у этого выродка подозрения.

— Ты что, Настя, молчишь? — Семен в упор посмотрел ей в глаза. — Боишься клятвы?..

— Боюсь, — сказала Вера.

— Предашь?

— Боюсь, что, может быть, не в моих силах будет твое поручение... и поэтому я не хочу перед господом богом налагать на себя обет понапрасну... Знаешь ты, что это такое, наложить девушке на себя клятву?

Семен задумался, схватил небритый подбородок пятерней, зашуршал рыжеватой щетиной.

— Знаю, что тяжко, — насупившись, ответил он. — Но боюсь за тебя. А бог — это другое дело... Он верующего не допустит до предательства. Поклянись, что ты меня не предашь...

— Ладно уж, — поднялась с места Вера.

Встал и Семен. Он крепко сжал ее руку, подвел к столу, посадил на лавку, сам сел напротив и начал таинственным голосом:

— Позавчера вызывал меня комендант и приказал поразнюхать одно интересное дело. Если удастся найти, то наградит тысячью марок.

— Тысяча? Но при чем же здесь я? — спросила Вера, стараясь казаться безразличной.

— Да погодь, не мешай, а слушай, — перебил ее Семен, — он говорит, что здесь засекли работающую радиостанцию...

По телу Веры пробежал неприятный холодок, но она ни одним мускулом не дрогнула и, как бы выражая удивление, протянула:

— Ну-у?

— Но найти никак не могут... Она — где-то здесь, в поселке, аль, может, в лесу...

— А при чем тут я, Семен?

— А при том. К Устинье ходит Лидка Вострикова... — Семен еще ближе склонился к Вере, — она знается, наверное, о партизанами... Если бы не партизаны, то давно бы я ей башку скрутил... Откровенно говоря, я их боюсь... Ты тоже будь осторожней. А то они раз, и тебе голову под крыло... Так мне кажется, Лидка знает, где эта станция...

Семен замолк, ожидая, что скажет Вера.

— А что я могу сделать? Не моего ума, Семен, это дело...

— Оно, конечно, дело трудное, но у нее попытать надо... Тебе сподручнее, ты ведь девка. Начни там про любовь аль про наряды, потом брехни на фашистов. Скажи ей, что ты тоже за большевиков, что была комсомолкой и сейчас, мол, комсомолка. Только не сразу, а этак незаметно, исподволь...

— Не поверит. Она знает, что я в бога верую, в церковь хожу. Тоже еще комсомолка, — усмехнулась Вера.

— Ну и что ж? Скажи, что это, мол, так, для маскировки. Это даже очень хорошо. Этак можно глубоко в душу влезть, и никакого сумления не будет...

Вера с трудом слушала предателя. До озноба во всем теле хотелось воткнуть в него нож, который лежал тут же на столе около ее руки, но только рассудок и железная воля удерживали ее, и она сказала:

— Не смогу я этого сделать, Семен. Боюсь, не вытерплю, расплачусь и, не приведи господь, признаюсь во всем. Лидка ведь человек. А перед богом все люди равны, кроме отпетых грешников.

Семен зловеще посмотрел на Веру и, крепко нажимая на стол рукой, сказал:

— Тогда, Настя, твоей жисти конец!

— Лучше сейчас убей! — как бы взмолилась Вера.

— Эх ты, дуреха! Да у меня рука не поднимется. Ведь я тебя пуще своей жисти люблю, — и Семен притянул Веру к себе.

— Не трожь, Семен! — Вера оттолкнула его. — Закричу.

— Ха-ха-ха, — деланно засмеялся Семен, — и заправда дуреха! Ну, что чураешься-то? Все равно моей будешь. Вот сделаем это дело, получу я свой дом и тебя в него хозяйкой введу. Свадьбу на всю округу справим. Самого коменданта пригласим. А там, глядишь, меня старостой назначат. Не веришь? Назначат. По заслугам назначат, — и он снова потянул Веру к себе. Вера не выдержала, задрожала всем телом и крикнула:

— Маша!

Дверь распахнулась, в избу влетела Аня.

— Что?! — бросилась она к Вере, у которой глаза были полны слез.

Семен в страхе зло посмотрел на Веру, боясь, чтобы она сгоряча не выдала его тайны.

— Да вот, Маша, Семен жениться на мне хочет, а я боюсь за него выходить... бог знает, какой он будет?

У Семена, видимо, страх отхлынул от сердца, и его отвисшая губа задергалась, улыбка широко расползлась по лицу.

— Хороший буду, Настюша. На руках носить буду... Вот так. — Он подошел к Вере, обнял ее и хотел было поцеловать, но Вера решительно оттолкнула его. Он все же облапил ее и, поцеловав, посадил на лавку: