Шрифт:
учиться с ней в одном классе, новая моя мечта. Пусть завтра что-нибудь такое
произойдёт, катастрофа, ледники сойдут с вершин Алатоо или землетрясение пусть
завалит хотя бы часть нашей школы, и все шестые объединятся, тогда мы вместе
будем ходить в культпоходы. Мечтал я, мечтал, досадовал, прихожу однажды домой
усталый после физкультурной секции, голодный, открываю дверь и слышу голос
Лили. Они сидели вдвоём с Зойкой и вели светскую беседу. Я бросил в угол сумку с
книжками и вместо того, чтобы присоединиться к разговору или просто помолчать,
посидеть с Лилей, тут же вышел из дому сам не свой, руки дрожали, ноги дрожали,
места себе не мог найти от такого скорого поворота событий. Я подошёл к сараю,
там отцовский инструмент под навесом, кусок рельса вместо наковальни, схватил
кувалду и давай лупить по рельсу, просто так лупить, чтобы слышно было не только
в доме, в городе, но и по всему Тянь-Шаню. Каждый человек кузнец своего счастья,
я его сейчас кую, а Лиля сидит в той комнате, где я читаю книги, уроки делаю, ем,
сплю, а, главное, мечтаю. Я мешаю их разговору своим стуком, но пусть она
слышит звуки моей души. Запыхался, бросил кувалду, нет, всё-таки надо зайти,
неприлично во дворе торчать, когда в доме гости. Вошёл, жутко занятый своими
неотложными делами, быстро прошёл мимо, но услышал слова Лили: «Очень
далеко, часа полтора надо топать до центра, чтобы купить такой пустяк, как зубную
щётку»…
Правильно, за покупками надо ехать на Советскую, в самый центр, там
промтовары, за продуктами на Колхозный базар или в Серую бакалею возле
Дубового парка, тоже далеко. А если надо что-нибудь дорогое, модное, надо ехать в
«Люкс» на Дзержинского, почти рядом с вокзалом. Книжный магазин с
канцтоварами тоже на Советской, так же и горбиблиотека, куда я очень люблю
ходить. А на Ключевой у нас только ларёк, где хлеб, сахар, спички и
«Беломорканал».
«Братец, – обратилась ко мне Зоя, как взрослая. – Нет ли у тебя интересной
книжки, Лиля просит почитать, ей скучно». Была у меня книжка, да ещё какая,
«Дикая собака Динго, или Повесть о первой любви», тоненькая, маленькая, да
удаленькая. Имел бы Васька Тёткин такую книжку, не стал бы сочинять записку.
«Вот возьми, Зоя», – сказал я из другой комнаты. К Лиле я не мог обратиться, со
мной творилось нечто невообразимое, произошёл какой-то взрыв и разброс, меня не
было, одно сияние, протуберанец. Открыл я книжку наугад и ткнул пальцем в
строку: «Куда хотелось ей плыть? Зачем понадобилась ей австралийская собака
Динго? Зачем она ей? Или это просто уходит от неё детство? Кто знает, когда уходит
оно!» Сейчас мне очень хотелось, чтобы поскорее ушло детство, и я стал взрослым,
спокойным, железно невозмутимым.
Не мог заговорить… Ну что я, такой уж тихоня, скромняга, тюха-матюха? Да
нет, вроде я умел говорить. Если в класс приходила комиссия из Наркомпроса,
учительница первым вызывала меня, и я тараторил ответы, только слова от зубов
отскакивали. В драмкружке я играл пограничников, ловил и допрашивал шпионов,
на утренниках читал приветствия и стихи, пел в хоре. Однажды шпарил наизусть
Пушкина, подряд всё, что знал, ошеломить хотел своих сверстников, сначала они
ждали, когда собьюсь, забуду строчку, но не дождались, победа была за мной, они
стали зевать всё шире и шире, я усыпил всех. Короче говоря, в школьной иерархии я
был на верхней ступеньке, но сейчас с Лилей я всё забыл, стоял перед ней
маленький и робкий, ципа-дрипа. Помимо всего прочего, ошеломила меня зубная
щетка, я просто обмер. Лишь бы она не глянула на наш рукомойник, у нас и в
помине не было зубной щетки, хотя мы знали, конечно, зубы надо чистить по утрам
и вечерам, а нечистым трубочистам стыд и срам. Мне тринадцать лет, я в шестом
классе, а не держал в руках зубной щетки. Лопату держал, грабли, топор держал,