Ты остался с носом:

Ты увидишься едва ль

С мерзким Фэт-Фрумосом!

Здесь тебе найдется койка,

Одеяло — чистый шелк!..

И Стригойка-Згрипцоройка

Андриеша в спину — толк!

Пастушок, взмахнув руками,

Очутился в темной яме…

Над землей погасла зорька.

Андриеш заплакал горько,

Сидя на холодном дне,

Окружен глубокой ямой:

«Не ходить бы, право, мне

По дороге легкой самой!

Солнце полночи сильней,

Мысли на заре ясней.

Рано утром старушонка

Разбудила пастушонка:

— Полно спать, вставать пора!

Мой дружок румянолицый,

Принеси-ка мне водицы,

Ну, хотя бы два ведра!

— Два ведерка из реки?

Право слово, пустяки!

Андриеш с ведром в руке

Под гору сбежал к реке,

Что текла невдалеке.

Но карга своей клюкой

Зачертила над рекой,

И волна плеснула к тучам,

Измельчась дождем падучим

На поверхности земной.

А коварная старуха

Стала жаловаться глухо:

— Стой, бездельник озорной!

Ты смеешься надо мной,

Разленился спозаранку,

Нерадивый пастушок!

Так ступай туда, в лесок,

Принеси дровец вязанку!

— Дров достаточно в лесу,

Я немедля принесу!

Захватил чабан топор

И пустился в ближний бор,

Что синел за склоном голым.

Но карга, взмахнув подолом,

Юбкою закрыла лес,

И мгновенно лес исчез.

Бродит мальчик вдоль полянки,—

Не собрать ему вязанки!

Вместо леса — темнота

И дровишек ни прута.

А злорадная старуха

На ухо жужжит, как муха:

— Стой, бездельник озорной!

Ты смеешься надо мной,

Разленился ты с рассвета,

Нерадивый пастушок!

Так ступай же на лужок

И нарви мне три букета!

Андриеш взглянул вокруг,

Видит — расцветает луг,

Как живой, благоуханный,

Деревенский, домотканый

Удивительный ковер.

И куда ни кинешь взор —

Георгины да тюльпаны,

Да махровый мак багряный,

И таких больших цветов

Не найти нигде на свете —

Будет вмиг букет готов,

А за ним — другой и третий!

Но едва наш пастушок

На колено опустился,

Чтоб сорвать хотя б цветок,—

Тот в колючку превратился!

Андриеш бродил с тоской

По лужайке день-деньской,

Но пионы и гвоздики

Превращались под рукой

В терн густой, в колючник дикий…

Вот и ночь уже близка —

Ноют пальцы пастушка,

И сочатся кровью ранки;

Не сорвал он на полянке

Ни единого цветка,

А не то что три букета…

Засмеялась, видя это,

Крючконосая карга

И кричит ему:

— Ага!

Стой, проказник!

Безобразник!

Ты себе устроил праздник

И смеешься надо мной,

Одинокой и больной,

Над моею сединой!

Разленился ты, лукавый,

Нерадивый пастушок.

Вот примчится мой сынок,

Змей Балаур семиглавый,

Он сожрет тебя тогда

И проглотит с потрохами,

Не оставит и следа!

А пока — ступай сюда,

Посиди, как прежде, в яме,

Можешь до зари поспать!

Пролетела ночь опять,

Утро сызнова настало,

И внезапно что-то там

Наверху загрохотало.

И раздался лязг металла,

Непонятный шум и гам,

Словно кандалы да цепи

Протащили по кустам

Через рощи, через степи.

Змей скрежещет и топочет,

Все сожрать в округе хочет,

Заливает все дурной

Ядовитою слюной.

Ночь настала наверху,

Стало страшно пастуху

Без защиты в черной яме:

Застит солнце змей крылами,

Гадок, мерзок, шелудив!

Пастушок ни мертв, ни жив:

Неужель в чужой сторонке

Из-за злобной старушонки

Суждено ему пропасть