Шрифт:
Неприятный холодок пополз по спине. Махмуд-бек еще ни разу серьезно не задумывался над
причиной болезни. Что с ногой? В который раз уже боль дает о себе знать так резко? Неужели гангрена?
– Японец все сделает. .
– продолжал слишком откровенно и грубо успокаивать Акбар.
– Только лежать
долго надо.
Лежать... Махмуд-бек качнул головой. Тогда он останется лежать в горах навсегда. Через несколько
дней братья Асимовы вернутся в Гульташ. Расправиться с больным человеком они смогут в считанные
минуты.
Лежать Махмуд-бек не имеет права. Надо немедленно возвращаться вниз, в город. Надо уточнить
расположение банды Джанибека и возвращаться. Любым путем. А сейчас так хотелось самому
послушать радио.
– Может, сюда позвать японца?
– предложил хозяин.
– Нет. . Мы пойдем к нему. Так надо!
– твердо сказал Махмуд-бек.
Этот японец ничем не отличался от своего земляка, хозяина харчевни в поселке Ага-хана. Такой же
юркий, худенький, с подобострастными поклонами, человечек. Он поблескивал стеклышками очков, за
которыми щурились близорукие глаза. Наверное, очки надо было давно заменить. Дешевенькая
металлическая оправа потерлась.
184
И одежда, и убранство комнаты свидетельствовали о бедности человека, которого судьба занесла
далеко от родной земли.
Японец не удивился приходу неожиданных гостей. Он ничему не удивлялся. То нервное потрясение, о
котором говорил Акбар, уже прошло. Вероятно, в день окончания войны его человек с новым заданием
перешел границу
Взглянув на правую ногу Махмуд-бека, японец понял причину появления этих людей. Он отвел
больного в маленькую комнатку, уложил на ветхий топчан и стал стягивать сапог.
– Сейчас, - на местном диалекте прошептал японец.
Он словно рассматривал сапог, хотел примериться, как легче снять его, и вдруг ловко и резко рванул.
Удивительная сила была в этих тонких, цепких пальцах. Махмуд-бек невольно ойкнул.
– Сейчас, - опять прошептал японец.
Он ощупывал красную, вздутую ногу, так же ловко примериваясь сжать в самом больном месте, чтобы
понять причину этой боли.
– Сейчас...
Махмуд-бек сжал зубы. Он приготовился выслушать самое страшное заключение. По лицу, по глазам
японца ничего не поймешь. Японец кивнул Акбару и вышел с ним в другую комнату. Они шептались
минуты три. Только после этого Акбар стремительно, не скрывая радости, метнулся к своему гостю:
– Все будет хорошо. Японец будет лечить.
– Сколько?
– спросил Махмуд-бек.
– День-два... не больше. Но просит вернуться в большой город. Там нужно лечить. По-настоящему.
– Японец может включить радио?
– Я поговорю с ним.
Минут тридцать японец массировал ногу, втирал пахучую желтоватую мазь. Потом принес тряпку, от
которой шел пар. Прижал тряпку к ноге, подержал, словно испытывая терпение Махмуд-бека.
– Сейчас...
Закончив не очень сложную процедуру, он втащил небольшой приемник, батарею. Подключил ее к
приемнику. Все делал молча, спокойно, не обращая внимания на больного, не интересуясь его
самочувствием.
Приемник стоял рядом с топчаном. Махмуд-бек имел возможность крутить шкалу настройки.
Старенький, облезлый ящик. Но в него вмонтирована мощная аппаратура. Мигал зеленый огонек.
Двигалась шкала, раздался треск, обрывки заунывных песен, непонятной музыки, чужие слова... Все это
неслось в тесную комнатку через горы, через сотни километров. А японец, взглянув на Махмуд-бека,
только сказал:
– Сейчас...
Он ушел и не появлялся до полночи.
Махмуд-бек нашел советскую радиостанцию. Через треск и шум послышался знакомый миллионам
людей голос диктора. Передавали строгие строки акта о безоговорочной капитуляции немецко-
фашистских вооруженных сил.
Вошел японец. Прислушался к русским словам и показал на ногу.
– Сейчас...
Он выключил приемник: берег батарею. Ничего нового радио в ближайшее время не сообщит.
Японец оказался опытным знахарем. И чувствовалось, что он спешил отделаться от своего
неожиданного пациента.
Махмуд-бек понял: японцу не хотелось, чтобы он встречался с людьми Джанибека-кази, которые
скоро появятся в Гульташе. Именно в это время кто-нибудь приезжает на базар.