Шрифт:
националистов». Люди пробегали глазами эти слова
и угрюмо отворачивались. Илиеш не верил афишам.
Он ходил к студенту Леонте и слушал Москву. Толь¬
ко Москва говорила правду. Студент велел ему ни¬
кому не говорить, что он слушает у него радио. Или¬
еш рассказывал Петрике правду о событиях в Испа¬
нии, не говоря, конечно, откуда он узнает эту правду.
А Петрика, в свою очередь, рассказывал остальным
ребятам. И понемногу всем им стали близки и дороги
имена: Пассионария, Хозе Диас и названия: Мад¬
рид, Гвадаррама, Гернике...
Илиеш стоит и читает афишу. Рядом с ним — по¬
жилой рабочий. Этот читает медленно, по складам.
Потом протягивает смуглую жилистую руку, срывает
афишу и быстро уходит.
Уходит и Илиеш.
Как-то особенно тихо сейчас па улице Святого
Ильи. До вечера еще далеко, а улица почему-то сов¬
сем пустынна. Тихо и на пустыре. Только со двора
Матееску доносятся удары по мячу. Илиеш стиски¬
вает зубы и проходит дальше.
Однако же почему такая странная, тревожная ти¬
шина па улице? Недалеко от своего дома он видит
повозку. Ее тащит усталая, старая лошадь. Рядом с
ней шагают какой-то мужчина в штатском с портфе¬
лем и полицейский. На повозке различный скарб —
стол, стулья, самовар... Что-то так и кольнуло в
сердце-Илиеша. Это же их самовар. Ну конечно...
Нет, этого не может быть. Ведь таких самоваров мно¬
го па свете. И потом, как он мог попасть на эту цо-
возку?
Повозку обгоняет Никушор. С перекошенным от
страха лицом, он пробегает мимо Илиеша, быстро ны¬
ряет в ворота, и оттуда раздается его звонкий, испу¬
ганный голос:
«Мама-а-а, перче-е-пто-ор!»
Илиеш пересекает двор и входит в дом.
Пораженный, он останавливается на пороге.
Комната почти что пуста. Нет стола, стульев, ста¬
ренького буфета. Одиноко стоит одна только кровать.
Мать молчит. Что она — спит?
Он тихо подходит к кровати. Стакан с молоком
стоит на полу. Кто его сюда поставил? Мать лежит с
широко открытыми глазами. И молчит.
— Мама! — окликает ее Илиеш.
Она чуть-чуть поворачивает к нему голову, но про¬
должает молчать.
Неслышно входит Петрика. Он держит в руках
табурет, ставит его посреди комнаты и молча садится.
В комнате тихо.
Петрика сидит, нахохлившись, с опущенной го¬
ловой. Какой он сейчас маленький и беспомощный.
— Илиеш!
Илиеш подходит к нему.
— Ты знаешь, а у нас они забрали мамину ма¬
шину,— тихо, с-каким-то странным спокойствием го¬
ворит Петрика, — папу толкнули, и у него кровь
горлом пошла...
Снова наступает тишина. Где-то далеко раз¬
дается женский крик. Залаяла собака.
— Я принес вам табурет, чтобы доктору было на
чем сидеть... Он теперь у нас... отцу укол делает...
А машину забрали...
Петрика замолкает. Он о чем-то сосредоточенно
думает. И вдруг глаза его загораются. Он вскакивает
и выкрикивает прерывающимся от страстного него¬
дования голосом:
— Ух, гадюки... я бы убил их... проклятые фа¬
шисты! ..
Он так сжимает кулаки, что косточки пальцев
белеют. Его черные глаза пылают. Темная прядь во¬
лос упала на лоб.
— Ничего, Петрика, мы вырастем... и мы им
отплатим,— говорит Илиеш.
— Да, Илиеш, мы отплатим им за все... за все...
Петрика уже не кажется Илиешу больше малень¬
ким и беспомощным. Нет, он не забудет этого. И ни¬
когда не простит. Придет время, и он все припомнит
богачам. И он, Илиеш, тоже ничего не забудет. Он им
отомстит за отца, за мать, за отца Петрики, за
всех... А потом ведь есть Москва. Она тоже все знает
и тоже ничего не забывает.
Послышались тяжелые шаги. В комнату вошел
доктор. Он огляделся, и губы его слегка дрогнули.
Петрика незаметно выскользнул из комнаты. Доктор
подошел к кровати. Илиеш пододвинул ему табурет.
Мец указал глазами на дверь. Илиеш вышел. Он