ликих» предках. Коста не пил. Равнодушно, беззлобно

смотрел на красную от вина и обжорства физиономию

Тита Титовича...

Ушел раньше всех. Только что пережитое нашло отра-

жение в новой строфе поэмы «Чердак»:

Все говорят они красиво

О жертвах для народных нужд.

Но речи их звучат фальшиво,—

Высокий идеал им чужд.

Герой поэмы, Владимир, возвращается домой из

«кружковой беседы»:

42

Где фразой лишь одной кудрявой

Пред горстью праздных болтунов

Оратор юный строй державный

Вмиг разрушал и строил вновь...

Он верит в светлое будущее своего народа, но пока

он одинок в своих благородных порывах. И Коста начи-

нал опасаться, как бы его герой з горьком отчаянии не

покончил с собой...

Предутренние туманы поднимались над Невой. Коста

закрывал полукруглое окно мансарды и ложился, не

раздеваясь, на часок-другой. С рассветом он уже ша-

гал к пристани, где его ждала тяжелая работа груз-

чика.

Никто из близких знакомых не знал о том, что Кон-

стантин Хетагуров, сын поручика Левана Хетагурова,

таскает тюки с барж судовладельца и коммерсанта Ов-

цына. Рассказать Коста мог только одному Андукапару,

но тот два месяца назад уехал во Владикавказ практи-

коваться в военном госпитале.

...Во что бы то ни стало нужно хотя бы год протянуть

в академии (на окончание полного курса Коста не наде-

ялся), чтобы лучше овладеть техникой живописи, выйти

на широкую дорогу самостоятельного творчества. Хотя

бы получить диплом преподавателя "рисования —работа

учителя дала бы возможность писать, творить...

Думы не оставляли Хетагурова даже в те минуты,

когда он тяжело ступал по пружинистому трапу с ношей

на спине. Вокруг слышались шаркающие шаги грузчи-

ков, низкие гудки пароходов, подходящих к пристали,

порою звякали склянки на кораблях. От шагавших впе-

реди плыл запах водочного перегара, но солоноватый ве-

тер с моря сразу же перебивал тяжелый дух. Дышалось

легко.

На командном мостике баржи стоял бритый черноли-

цый надсмотрщик-турок с белым шарфом на шее. Смуг-

лая до черноты кожа не позволяла рассмотреть черты

его лица. Выделялись только белки глаз и зубы. Грузчи-

ки звали его «проказой» и втихомолку поговаривали, что

белым шарфом турок прикрывает мухур* страшной, но

затихшей болезни.

* Мухур (арабск.) — печать, язва проказы.

43

Надсмотрщика ненавидели и боялись. Но иногда,

после чарки водки, выпитой тайно от аллаха, свирепая

душа его смягчалась, и он уже не ругался, а только под-

бадривал грузчиков всякими прибаутками в рифму. Хе-

тагуров был доволен: не будь таких минут, работа на

барже была бы сплошной каторгой.

Однажды на баржу заявился человек в сером блестя-

щем цилиндре. Абдул (так звали надсмотрщика), согнув-

шись в три погибели, забегал вперед, кланялся цилиндру

и подобострастно приглашал его следовать дальше.

Коста смеялся, глядя на извивающегося ужом Абдула.

Когда гость взошел на баржу, надсмотрщик обратил-

ся к грузчикам:

— Эй, работний люди! К нам на баржа пожаловал

молодая хозяин. Он будет давай на водка, который хо-

рош грузчик есть. Да? Эй, черкес, иди на мой глаза!

Последние слова относились к Хетагурову. Он шагнул

к мостику и тут только разглядел гостя—Тита Титови-

ча. «Сын судовладельца Овцына! — подумал Коста.—

Странно, что я не запомнил фамилию этого лобо-

тряса».

— Князь! — воскликнул Тит, приподнимая цилиндр. —

Какой пассаж! Я и не знал, что вы самый усердный груз-

чик у моего папа. Вот где довелось встретиться....

Хетагуров молчал.

— А мой папаня говорит сегодня: «Пойди, Титок,

посмотри, как там наши тяжеловозы, стараются ли. Дай,