Шрифт:
те с отцом мичмана, Владимиром Львовичем Ранцовым,
собирались на земляческие вечеринки студенты-кавказ-
цы. По воскресным дням драматическая труппа репе-
тировала пьесы, молодые люди и девушки танцевали,
декламировали под звуки рояля, пели и даже показыва-
ли цирковые фокусы.
Иногда устраивались платные представления в поль-
за
зу нуждающихся студентов. Покровителем этого благо-
творительного дела был тридцатилетний кумыкский князь
Исламбек Тарковский из аула Тарки. Он тоже был воль-
нослушателем Академии художеств, несколько раз в год
посещал рисовальные классы. Исламбек оплачивал рас-*
ходы драматической труппы, а иногда устраивал шум-
ные вечеринки в ресторации «Белая ночь». О Тарковском
поговаривали, что он увлекался не столько благородной
идеей помощи бедным землякам-студентам, сколько по-
исками новых любовных приключений среди начинаю-
щих актрис. Но все считали князя просвещенным моло-
дым человеком, тонким эстетом, знатоком искусства.
В шумной гостиной инженера Анненкова Коста не-
ожиданно встретил Ольгу Ранцову, приехавшую по при*
глашению Анненкова, с которым она была знакома.
Ольга хотела испытать свои артистические способности
в роли Орлеанской девы — любимой своей героини (так,
по крайней мере, она объяснила Хетагурову свое появле-
ние в «клубе» студентов-горцев).
— Отчего вы перестали бывать у нас? — спросила
Оля, когда они остались наедине. Во взгляде девушки
Коста уловил искреннюю тревогу.
— Я иду навстречу желанию вашей матушки, только
и всего.
— Навстречу желанию!..— вспыхнула Ольга.— Не
знаю, чего вы добиваетесь своей холодностью...
Коста трепетно взял ее руку и поднес к губам.
— Вы ошибаетесь, Ольга Владимировна. Вы мне до-
роги. Но, умоляю вас, давайте поговорим сейчас о чем-
нибудь другом. Как вам нравится Жанна д' Арк?
Брови Ранцовой сдвинулись.
— Я бы многое отдала за то, чтобы сыграть эту роль
в жизни. Погибнуть на костре за свой народ, стать
святой...
— Погибнуть? Нет, Ольга Владимировна. Вы долж-
ны жить, жить!
— Для чего?
— Для счастья.
Он вынул из обшлага черкески записную книжку и
тут же, экспромтом, написал акростих, начинающийся
словами:
О сколько грез, восторгов, слез,
Ребенок, в жизни ждет тебя!..
37
Когда дописал восьмистишие, объяснил:
— Прочтите заглавные буквы, получится: «О. Ранцо-
ва, живи!»
— «Живи» тут еще нет.
— Сейчас допишу...
Но дописать не удалось. В комнату вошли два подвы-
пивших ценителя искусств — Тамур Кубатиев в светлом
фраке и Тит. Хетагуров подумал о Кубатиеве: «Должно
быть, сбежал из училища. Хорошо, посидит с недельку
на гауптвахте».
У Тита на запонках были крупные жемчужины в тон
летнему костюму.
— Пардон, не ожидал! — Тит остановился, оперся на
плечо Тамура, застывшего в почтительном поклоне
(Ольга заметила на темени юнкера пробивающуюся ран-
нюю лысину).
Тит Титович выпалил скороговоркой:
— А матушка Клементина Эрнестовиа так беспоко-
ются: «Где моя Оленька?» — а она обосновалась... хи-
... в клубе молодых холостяков. Хи-хи-хи...
Ольга покраснела от гнева.
— Когда вы оставите меня в покое? Вы, вы... как,
Константин Леванович, называется та шкура, в которую
на Кавказе наливают вино?
— Бурдюк, — подсказал Хетагуров.
— Да-да. Вы противный бурдюк, вот вы кто!
Ольга стремительно вышла.
Коста сбежал вниз велел зя ней.
5
На следующий день Тарковский послал свою доро-
гую, с мягкими кожаными сиденьями коляску за Ольгой
Раицовой — без нее постановка «Орлеанской девы» сры-
валась. Узнав о причине бегства Ольги Владимировны,
Исламбек написал ей, что отныне лакею будет велено