дрова из поленницы. Потап Силыч сразу заметил,

что в спальнях стало теплее. Стал следить, кто берет

дрова без разрешения, но никого не мог поймать.

Тогда он пошел на хитрость. Вынул из полена сучок,

в отверстие затолкал заряженный ружейный патрон.

Это полено он незаметно для ребят подложил в

поленницу и стал ждать.

Незадолго до отбоя в одной из спален грохнул

выстрел. В ту же минуту на пороге, злорадно улыбаясь

и потирая руки, появился Потап Силыч.

—Попались, голубчики,—сказал он.—Думали

меня- перехитрить? Не вышло! Ну, говорите теперь,

кто из вас воровал дрова? Ну?

Вперед вышел Ваня Ислентьев. Он недавно вернулся

в школу, чтобы отцу не пришлось платить

непосильный штраф.

—Выходит, вы, Потап Силыч, нарочно все это

подстроили?

Надзиратель самодовольно ухмыльнулся:

—Ты как думал? Вывел вас на чистую воду,

ворье!

—Кто ворье? Мы?! —зашумели ребята.

—Вы, конечно! Но теперь вам несдобровать, уж

я вам спуску не дам, вы у меня...

Надзиратель не договорил. Неожиданно погасла

лампа, ребята в темноте накинулись на ненавистного

надзирателя и принялись его тузить.

—Ребята! Да что вы! Я же так только!

Я пошутил! —взмолился Потап Силыч.

Но удары продолжали сыпаться на него со всех

сторон.

Кончилось тем, что надзирателя схватили за

руки и за ноги, вынесли в полутемный коридор

и, раскачав, бросили к двери.

Потап Силыч больно ударился об пол, с трудом

поднялся и, ковыляя, ушел в свою комнату.

Общежитие гудело до утра. Никто не ложился

спать, все обсуждали случившееся.

—Нас около сотни,—сказал Ваня Ислентьев.— Всех в карцер не посадят, из школы не исключат

Главное —держаться дружно. Мы должны предъявить

Баудеру свои требования.

—Какие требования? —спросил Лайдемыр

Диомидов.

—Ясно какие,—вмешался в разговор Яша Гу-

жавин.—Чтоб не заставляли >>ас работать по че-

тырнадцать-пятнадцать часов, чтобы луч'ше кормили...

Его поддержало сразу несколько голосов:

—Чтобы в карцер не сажали, здесь не тюрьма!

—Дрова сами заготавливаем, а топить не дают!

—Некоторые учителя бьют учеников —например,

Прокудин. Гнать таких из школы!

—Давайте изложим все это в приговоре, как

делают мужики на сходках, и подадим бумагу Баудеру,— предложил Ваня.

—Давайте!

—Пиши, мы все подпишемся!

Когда приговор был написан, Ваня Ислентьев

прочел его вслух:

—<<Учитывая свободу, дарованную народу царем,

мы, ученики Нартасской школы, обсудили свою

жизнь, и все пришли к единому мнению, что собака

директора школы живет лучше, чем мы, и что наше

положение должно измениться коренным образом.

Поэтому мы требуем:

Первое. Установить восьми-девятичасовой учебно-

трудовой день.

Второе. Улучшить питание.

Третье. Уничтожить казарменные порядки в общежитии.

Четвертое. Внести изменения в школьный устав,

в частности разрешить ученикам свободно собираться

для обсуждения различных вопросов и для совместного

отдыха>>. Все!

—Еще один пункт забыли включить,—сказал

Яша Гужавин.

—Какой?

—Раз школа не казарма и тем более не тюрьма,

значит, не нужен надзиратель!

—Долой надзирателя!

—Долой!

Избитый, насмерть напуганный Потап Силыч,

услышав эти крики, покрепче запер дверь. Утром,

с трудом передвигаясь, явился в кабинет Баудера

за расчетом.

Незадолго до него в этом кабинете побывали

трое ребят —выбранный учениками школы ученический

комитет во главе с Ваней Ислентьевым.

Комитет вручил Баудеру петицию. Прочитав бумагу,

Баудер чуть не задохнулся от злости, приказал

Прокудину посадить комитетчиков в карцер и вызвать

к себе Малыгина.

В это время к нему и явился Потап Силыч.

—Прошу расчета, Владимир Федорович,— хрипло дыша, сказал он.

Баудер удивленно взглянул на побледневшего,

осунувшегося надзирателя.

—Что это вдруг? —спросил подозрительно.