с тамошними мужиками о царском манифесте. Предполагалось,

что сегодня вернется с практики Васли,

тогда Матвей сможет оставить на него мельницу. Но

Васли почему-то задержался в Большой Нолье.

Малыгин предложил:

—Матвей Трофимыч, сделаем так: мне сегодня

надо побывать в Большой Нолье. На обратном пути

я привезу Мосолова, тогда ты сможешь отправиться

в Сенду. Так что будь к вечеру готов.

—Хорошо,—согласился Матвей.

Подъезжая к Большой Нолье, Малыгин издали

заметил, что на улице толпится необычайно много

народу. Подъехал поближе —оказалось, что деревенские

парни и девушки сажают яблони. Руководят

посадкой Мосолов и Гужавин.

Сначала хотели посадить деревья на холме возле

караулки, но потом какая-то девушка, стрельнув

глазами на Васли, предложила:

—Давайте посадим возле каждой избы по яблоне,

чтобы долго помнить практикантов.

Васли взглянул на бойкую девушку, покраснел

и отвернулся. Предложение девушки всем понравилось,

и когда Малыгин въезжал в деревню, посадки

уже заканчивали.

Весть о том, что приехал нартасский учитель,

быстро разнеслась по деревне. Все без зова потянулись

к караулке. Полсотни человек набилось в

караулку, остальным пришлось стоять снаружи под

навесом. Но и они не уходят, хотят узнать новости,

привезенные учителем. Малыгин часто бывает в

Большой Нолье, его тут знают и уважают.

Васли и Яше удалось протолкаться к самому

столу, за которым Малыгин читал вслух <<Вятскую

земскую газету>>.

Мужики слушали внимательно; когда Малыгин

кончил, дед Ефим спросил:

—Растолкуй ты нам Христа ради, что такое

<<манифест>>?

—Манифест —это торжественное письменное

обращение верховной власти к населению.

—A-а, значит, торжественное, —протянул

дед.—Выходит, теперь я могу говорить все, что

пожелаю?

—Можешь.

—И против урядника могу?

—И против урядника можешь. Царь разрешил.

—Чего ж тогда урядник Самсон, кая приедет

к нам, рта открыть не дает. Все <<Молчать!>> да

<<Молчать!>>.

—Ничего, скоро он это слово забудет,— заверил учитель.—Теперь ты имеешь право не молчать,

а говорить.

—Ну хорошо,—продолжает дед Ефим.—Вот,

положим, я хочу сказать, что у меня земли мало.

Кому я об этом скажу? Тебе, Гавриил Васильевич?

Ну, скажу, а что толку? Сможешь ты мне дать

землю? Нет. Вот то-то и оно. Право у меня есть,

а земли-то все равно нет.

—Все это так, Ефим Тихоныч. Поэтому о своих

нуждах ты не мне говори, а расскажи через газету.

—Тогда, думаешь, наше слово до самого царя

дойдет? —спросил кто-то из толпы.

—Думаю, что дойдет.

—Коли так, надо пересказать царю про все

наши нужды.

—Узнает царь про наше горе, глядишь, поможет

чем-нето...

<<Пожалуй, время огласить приговор>>,—подумал

Малыгин, достал из нагрудного кармана заготовленную

Басовым бумагу и сказал:

—Полагаю, что нужды у всех вас одинаковые,

поэтому послушайте, какой приговор вы можете

вынести и чlbрез газету довести до сведения правительства.

Читаю: <<Мы, крестьяне деревни Большая

Нолья Мари-Биляморской волости, прочитав Манифест

государя императора Николая Второго, пришли

к такому мнению: свобода —это хорошо. Но

чтобы она была надежной, мы посылаем такой

приговор: пункт первый —хозяином земли должен

быть трудовой народ, а налоги платить по доходам,

получаемым с хозяйства...>>

Малыгин один за другим прочитал все пункты,

написанные совместно с Басовым. Выдержал паузу,

давая мужикам время обдумать услышанное, потом

обратился к деду Ефиму:

—Ну как, Ефим Тихоныч, согласен ты с таким

приговором?

Дед Ефим подошел к столу, повернулся к односельчанам:

—Если бы хоть что-нибудь из этого приговора

исполнилось, я бы порадовался, что живу на свете

восьмой десяток и что довелось-таки хоть перед

смертью увидеть какие-то перемены к лучшему.