– Вот хорошо, - обрадовался ему Сергей и спустился с вышки.

– Здорово, орлы!
– еще издали закричал комиссар.
– Как воюете?

– Нормально, - отвечал Сергей.
– А как в городе?

– Тоже нормально!
– весело сощурился Иващенко.
– Сам противник это подтверждает своими листовками. Раньше кричал: «Рус капут! С ходу возьмем Одессу», а теперь запел по-иному: «Матери и жены! Уговорите своих мужей и сыновей не лить понапрасну кровь и сдать город». А среди населения подъем, - продолжал он.
– На стекольном заводе, который бутылки с горючей смесью выпускает, запалы к ним придумали. Не нужно будет поджигать паклю...
– Иващенко помолчал, осмотрелся и добавил: - А сидеть здесь нам придется долго, Сережа. Отходить некуда, позади море. Были бы только снаряды... Увидишь командира полка, скажи, что я приду часа через три. У меня для него сюрприз.

Проводив комиссара, Сергей снова полез на вышку.

Когда Богданов вернулся в свою землянку, он увидел письмо.

«Маня!» - взглянув на конверт, обрадовался Николай Васильевич и, быстро вскрыв конверт, достал несколько мелко исписанных листков.

«Дорогой Коля!
– писала жена.
– Вот мы с Боренькой снова переехали. Ты напрасно волнуешься. Краснодарцы встретили нас хорошо. Уже устроились. Боря пошел в школу, а я теперь сестра милосердия в госпитале. Так рада, что работаю, передать тебе не могу. А тут еще случай. Твоего лейтенанта здесь встретила, по фамилии Сериков. Как я, Коленька, ему обрадовалась, будто родному. Вышло это случайно. Письмо он просил отправить, а я взглянула на адрес - твоя полевая почта... Он мне все о вас и о тебе, Коленька, и рассказал...»

Богданов дважды перечитал письмо. «Наконец-то получил от вас весточку, дорогие!
– думал он.
– А то я уже не на шутку начинал беспокоиться».

Мысли его нарушил Иващенко.

– Николай Васильевич, знакомься, - представил он майору рослого моряка.
– Капитан второго ранга, прибыл к нам для координации совместных действий с артиллерией флота.

– Очень рад, - начал Богданов, глядя на полное доброе лицо, смеющиеся светлые глаза... «Голядкин? Коля?» - узнал он товарища по училищу.

– Коля!
– обрадовался Богданов, обняв моряка.

– Он самый, - весело подтвердил моряк, целуя майора.

– Откуда ты? Какими судьбами попал сюда? Ты ведь на флоте?

– Был на флоте, а теперь в пехоте, - пошутил Голядкин.

– Вы незнакомы, - спохватился Богданов.
– Это, Коля, комиссар полка Яков Данилович Иващенко. Знакомься, Яков Данилович, - повернулся он к комиссару.
– Это Голядкин Николай Александрович, бывший комсорг нашего училища. Тринадцать лет не виделись. Вот какая встреча! А ты где служишь, Коля?

– Да вот в двести шестьдесят пятый кап направили заместителем.

– К нам!
– обрадовался Богданов.
– Что же ты молчишь?! Э-э, да я вижу, ты и с комиссаром уже познакомился. Так это что, заговор? Мне полковник Рыжи говорил, что подобрал заместителя, да еще добавил: не знаю, понравится ли? Да, заговор, значит...

– Каемся, Николай Васильевич, - улыбнулся Голядкин, - сначала я и сам не знал, что ты - это ты. А когда уточнил, что это тот самый Богданов, который руки держит в карманах и фуражку носит на затылке, тогда и сказал полковнику Рыжи, что знаю тебя.

– Ничего не забыл, - шутливо погрозил ему Богданов.

– А где сейчас Мария Ивановна?

– Она в Краснодаре. Только что письмо от нее получил. Представляешь, пишет, никак не хотела уезжать из Днепропетровска. Сейчас они с Боренькой устроились хорошо. А твои как? Где они?

Разговор двух друзей, так неожиданно встретившихся под Одессой, затянулся далеко за полночь. Потом оба уснули. Богданову приснилась жена. Он увидел Маню такой, какой она была в субботу 21 июня на концерте: в нарядном сером платье из легкой шерсти с красной отделкой и красными пуговицами.

– Ты скоро вернешься,, Коля?
– спросила она.

– Скоро, месяца через три.

– Это очень долго.

– Жди...

Ни шагу назад!

Богданову казалось, что эти два дня никогда не кончатся. 18 и 19 августа бои за Одессу достигли наивысшего напряжения. Введя в бой шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизии и значительное количество танков, Противник к исходу 19 августа прорвал оборону Чапаевской дивизии. Только к ночи с большим трудом удалось восстановить положение.

В полку снова были потери. Особенно Богданов переживал ранецие командира третьего дивизиона. Когда ему доложили, что ранен капитан Ерохин, он не поверил этому. В командование третьим дивизионом вступил капитан Тарасов, бывший командир четвертого дивизиона, переданного в другой полк в начале войны. Богданов уважал капитана Тарасова, но потерю Ерохина ничем нельзя было восполнить. Богданов на миг представил себе невысокую статную фигуру Ерохина, белесые брови и голубые, глубоко посаженные глаза. Они вместе воспитывали бойцов, командиров. Того же Березина... А Березина этой ночью принимали в партию.