1. Главное, военные договорились о том, что не все части югославских вооружённых сил, пограничники и силы безопасности будут выведены с территории Косова. Спор шёл о пропорциях: натовская сторона, американцы настаивали на том, чтобы не менее 50 %, российская сторона — чтобы не более 50. В принципе обе стороны согласились на вывод ровно половины военных, пограничников и силовиков.

2. Натовские войска, которые будут участвовать в миротворческой операции, располагались бы на косовской территории вдоль македонской и албанской границ в полосе не глубже 50 км. Поначалу американцы не соглашались с этим. Вот даже город Призрен отстоит от границы примерно на 55 км, говорили они, а им непременно надо быть там. Однако российские генералы убеждали их, что перед ними будет стоять очень важная миротворческая задача — блокировать границу между Албанией и Македонией и СРЮ с целью предотвращения прорыва боевиков и фильтрации беженцев. Постепенно и с этим предложением американцы согласились.

3. Сербские пограничники должны были вместе с натовскими военнослужащими контролировать возвращение беженцев, чтобы предотвратить проникновение в Косово боевиков. Военные подробно оговорили, что возвращаться могли только те, кто проживал до начала активных событий на территории Косова и вынужденно эмигрировал, при этом люди не должны иметь при себе оружия. Те, кто замешан в каких-то криминальных действиях, должен быть изолирован.

4. Четвёртый вопрос касался зоны ответственности России и стран — членов НАТО. И здесь нашим военным удалось найти компромиссное решение. Была подготовлена карта с обозначением полосы для натовских войск, которые активно участвовали в бомбардировках, и указаны шесть секторов, в которых предусматривалось присутствие России, Украины, Швеции, Финляндии, мусульманских стран, а также тех стран НАТО, которые активно в агрессии не участвовали, например, Греция. Кроме того, Пентагон требовал, чтобы натовские войска, в частности американские, присутствовали каким-то образом в других секторах. Российские военные предложили размещение медицинских, а также инженерных подразделений для восстановления разрушенных мостов и коммуникаций, а также «предложили им присутствовать там не войсками, а представителями при штабах. Наших партнёров это устроило», — вспоминал Л. Г. Ивашов [649] .

В. С. Черномырдин воспринял этот план положительно, поэтому все полагали, что никаких разногласий в российской делегации не будет.

Переговоры в Бонне начались 1 июня 1999 г. и продолжались два дня. В них участвовали В. С. Черномырдин, представитель Финляндии М. Ахтисаари и первый заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт. В каждой делегации были военные. От Минобороны РФ по настоянию маршала Игоря Сергеева в состав делегации были включены генералы Л. Г. Ивашов и В. Заварзин, российский представитель в Совете «Россия — НАТО». МИД же откомандировал лишь одного дипломата Ивановского, который при этом отнюдь не симпатизировал сербам.

Встреча началась в немецкой правительственной резиденции для гостей на Петерсберге — горе над Рейном в пригороде Бонна. Место выбирал канцлер Шрёдер, который тоже хотел принять участие в переговорах.

В начале переговоров стороны обозначили позиции, согласившись, что общей целью является политическое урегулирование и прекращение бомбовых ударов. Но больше согласия среди участников не наблюдалось. Дальнейшее развитие событий участники видят по-разному. С. Тэлботт винит русских в том, что они отказались одобрить полный вывод сербских войск, продумали географию размещения миротворцев под «политическим» контролем ООН с самостоятельным русским сектором. Американская же позиция оставалась прежней: вся операция проходит под единым унифицированным командованием НАТО, российские миротворцы подчиняются непосредственно американскому офицеру, а Блоку — лишь косвенно. Такой расклад американцы называли «дэйтонскими правилами» или «боснийской моделью» и удивлялись, почему русские не хотят её применить в Косове [650] . Л. Г. Ивашов же пишет о том, что по предложению В. С. Черномырдина в основе обсуждения лежал не русский, а американский проект. По ряду позиций, действительно, удалось сразу найти согласованные решения. А заминка касалась порядка вывода сербских вооружённых сил и сил безопасности, и сроков прекращения бомбардировок. Тогда приняли решение оставить сложные вопросы в стороне и вернуться к ним позднее [651] . Здесь С. Тэлботт пишет, что он даже припугнул непокорного Л. Г. Ивашова: «В таком случае у России есть возможность не участвовать вообще. Как ни жаль, это гораздо лучше отдельного русского сектора под отдельным командованием: он лишь приведёт к этническому разделению Косова, поскольку сербы потянутся именно в русский сектор. “В таком случае, — ответил Ивашов, — говорить больше не о чем и мы можем просто разойтись по домам”. Но русские остались спорить дальше» [652] . Весь день примеряли различные форматы: большие группы и маленькие, все три делегации вместе, финны и американцы с русскими один на один, двусторонние переговоры так и этак, тет-а-тет между Черномырдиным и Ахтисаари, Черномырдиным и С. Тэлботт.

Л. Г. Ивашов же запомнил вполне успешную работу с финскими военными во главе с вице-адмиралом Ю. Каскелла и американскими генералами Д. Фогльсонгом и Дж. Кейси. Работали до позднего вечера и смогли согласовать семь пунктов, что было крайне важно. Американцы согласились даже с присутствием в секторах, за которые должны были отвечать другие страны, подразделений связи, а также медицинских и инженерных, необходимых для восстановления коммуникаций, мостов и иной инфраструктуры, а не боевых подразделений армии США. Коллективно они также определили, что в Косове останется половина сербских вооружённых сил и сил безопасности для оказания помощи в развёртывании миротворческих действий, для совместного несения патрульной и иной службы в приграничной зоне [653] . А вот бомбардировки натовцы прекращать не хотели. Тут уж и В. С. Черномырдин на них прикрикнул: мол, если не хотите договариваться, тогда мы покидаем Бонн и улетаем в Москву. «Вы этого хотите?» — С. Тэлботт сразу сник [654] .

Вечером прилетел на вертолёте Шредер и устроил чопорный ужин, поэтому переговоры пришлось продолжить и ночью — в солярии, за банкетным столом, преобразованным в стол переговоров. Л. Г. Ивашову не понравилось то, что начались кулуарные разговоры С. Тэлботта с Ахтисаари и В. С. Черномырдиным, а в два часа ночи В. С. Черномырдин отправил всю делегацию спать, а сам остался. При этом С. Тэлботт слышал, как В. С. Черномырдин кричал на Л. Г. Ивашова: «Я вам не марионетка! Придурки, можете тут этим заниматься без меня!». Это доказательство сложных отношений в российской делегации С. Тэлботт воспринял их как лучик надежды на будущие уступки русских [655] .

Утром в позиции В. С. Черномырдина произошли резкие изменения: военным он говорил уклончиво о неизменности позиции, а в то время его помощники печатали несогласованный текст проекта заключительного документа. Военные снова начали переговоры, которые продвигались достаточно успешно. Л. Г. Ивашов отмечает большую позитивную посредническую роль финских военных, в частности, будущего командующего оборонительными силами Финляндии вице-адмирала Ю. Каскелла. Финны активно способствовали поиску компромисса, породив у русских глубокое уважение к их профессиональным и личным качествам.

В 11:00 часов началось пленарное заседание. И вдруг В. С. Черномырдин, к удивлению российских генералов, полностью отклоняет все договорённости, с таким трудом достигнутые накануне, и принимает решение вернуться к обсуждению первоначального американского варианта. Л. Г. Ивашов потребовал короткого перерыва для консультации и напрямую спросил главу делегации, о чём идёт речь. Попытался воззвать к элементарной логике: «Виктор Степанович, вчера с таким трудом был согласован ряд принципиальных позиций. Сегодня мы, военные, вышли ещё на несколько позитивных решений. Учтём их и пойдём дальше. Возвращаться к первоначальному, пусть и несколько обновлённому варианту, представленному американцами, нет никакого резона» [656] . В. С. Черномырдин в своей книге не пишет о разногласиях в нашей делегации, даже не упоминает о резкой «сдаче» позиции, просто жалуется, что вдруг почувствовал, какой груз ответственности лежит на нём, и поэтому решил, что к миру надо идти любым путём [657] . Л. Г. Ивашову же он резко ответил: «Я — глава делегации, и я принимаю решения. Сейчас будем слушать американский документ» [658] .