— Вот наша надежда, — указал на молодого человека отец Роман. — Подойди, милый, ближе... Витась Голод, — представил его священник, — свой человек, верует в бога, с добрым сердцем, ласковой душой... А это Михайло Роздум, работает на электростанции мастером. Можно сказать, коллега твоего отца.

Юноша почтительно подошел к Злогому, склонил голову. Мастер подал руку. Что-то похожее на иронию промелькнуло на его лице.

«Явный дегенерат», — подумал Злогий о молодом Голоде, рассматривая его безусое лицо.

Тем временем отец Роман продолжал источать мед:

— Я вам премного благодарен, Витась, за ваши старания в университете. Вот так и в дальнейшем плетите святой венок господу богу и великому мученику за наши грехи — Иисусу Христу. Всевышний не обойдет вас лаской.

Юноша подчеркнуто молчал. Непонятно было, слушал ли он духовника, или же пропускал его слова мимо ушей. Вдруг глаза молодого Голода странно загорелись. Он энергично встряхнул головой, неистово, срывающимся голосом проговорил:

— Листовки мы напечатаем. В нашей университетской типографии есть исключительно надежный человек.

— Верующий? — полюбопытствовал Базилевич.

— Да, — приглушенным голосом ответил юноша и огляделся. — Если позволите, я приведу его сюда.

Базилевич поднял крест.

— Лучше приведите его в воскресенье утром в церковь. Я буду читать проповедь. На всякий случай поинтересуйтесь, как он ее воспримет. Хорошо, Витась?.. Тогда же и получите текст листовки.

Студент склонил кудрявую голову.

— Мы все сделаем, святой отец.

— Прекрасно! Я буду молиться за твои успехи и за здоровье твоей матери, Витась.

Отец Роман елейно сложил сухие ладони, прошептал молитву.

— Осените, батюшка, меня крестным знамением, — попросил студент.

Духовник с удовольствием выполнил несложный ритуал, протянул юноше свою руку. Тот горячо ее поцеловал.

— Итак, в воскресенье ты, Витась, будешь на своем постоянном месте. А тот, из типографии, должен стоять справа от тебя. Не забудешь, сын мой?

— Все будет сделано, святой отец, — повторил сдержанно молодой Голод и вышел.

Злогий вопросительно посмотрел на отца Романа. Неожиданно аскетическое лицо священника вспыхнуло:

— Если бы мы сегодня имели тысяч десять... Я говорю не о миллионах, а о десяти тысячах вот таких преданных делу рыцарей, как Витась, тогда бы мы творили чудеса.

— Какие, например? — сверкнул золотым ртом Злогий.

— Мы бы!.. — Отец Роман стиснул кончики пальцев, дико повел глазами. — Зачем предаваться мечтаниям? У Гитлера было более трехсот до зубов вооруженных дивизий... Лучше давайте говорить о деле. Мы должны делать ставку на новую войну с применением атомных бомб. Только при этом условии мы можем на что-то рассчитывать... Нам нужна не дивизия «сечевых стрельцов», а настоящая атомная война. Только такая война может испепелить всех большевиков, всех москалей и омоскаленных хохлов. Это будет искупительная жертва, которая создаст нацию. И если после этого мы бросим клич, уверен, все истинные украинцы станут сечевыми стрельцами.

...Злогий долго ходил молча по комнате, Базилевич, не торопясь, жевал кусочки сыра.

— Если я верно понял, — переборов волнение, продолжал Злогий, — то дней через десять листовки будут напечатаны. Не так ли?

— Вы ведь сами слышали.

— Чудесно! Тем временем я дам своим людям приказ распространять слухи о неизбежности войны. А вы со своей стороны намекните об этом в проповеди. Нам необходимо всеми средствами вызывать панику. Понимаете?

За дверью снова послышались шаги. Отец Роман и Злогий взялись за стаканы. В комнату заглянул Витась.

— Пан Роздум, вас хочет видеть одна девушка.

— Меня? — не без тревоги удивился Злогий.

— Да!.. Она из Сбокова. Наша родственница.

«Значит, у Гайдука какой-то провал», — забеспокоился мастер, однако вслух промолвил совсем другое:

— С девчатами я всегда люблю встречаться.

Витась настежь раскрыл дверь, и в комнату вошла Фекла Слепая.

— Рад вас видеть, дорогая, — проговорил Злогий, заискивающе улыбаясь.

Фекла весело поздоровалась со Злогим, но, увидев отца Базилевича, почему-то покраснела, растерялась. Тогда священник взял Витася за локоть, и они вышли, оставив Феклу и Злотого наедине.

Отец Роман Базилевич недаром проходил курс обучения в святом Риме. Он умел плести тонкую, как паутина, интригу, оставаясь в тени событий. Такой паутиной, в частности, были и его ежевоскресные церковные проповеди. Базилевич горячо призывал верующих молиться за мир, за спокойствие. Но эти призывы к миру почему-то вызывали у верующих тревогу.

— Кто из нас, милые мои братья и сестры, не скорбит о погибших во время недавней человеческой трагедии? А вражда пошла от антихриста. Помолимся же и попросим господа бога не допустить возвращения ужасов. Да отведет он их от детей, внуков и правнуков наших. А ужасы уже надвигаются. От них чернеет небо! Тяжкие предчувствия терзают мое сердце. Помолимся же, милые, за мир, за спокойствие. Да услышит всемогущий владыка наши мольбы, да узрит он наши слезы и придет к нам на помощь, избавит нас от лукавого, отвратит атомную грозу. Преклонимся же и попросим божьего заступничества, дорогие мои братья и сестры!