Шрифт:
— Почему он мой?
— Ты же его приласкал, насколько я помню. Разве не так, Станислав?
Жупанский не ответил. Он уже не испытывал такого волнения в груди при воспоминании о Линчуке, как несколько недель назад. Может, и в самом деле Линчук и не такой карьерист?.. Только неотесан, как мужик, и самоуверен. Правда, на заседании кафедры с участием Кипенко вел себя сдержанно, прилично. Что же касается разговоров о том, что Линчук зарится на заведование кафедрой, то это, наверное, все-таки выдумки.
— Попробую и я стать на стезю ученого. Как ты считаешь?
— Пополнять знания никому не вредно, — уклонился от прямого ответа профессор.
Кошевский задержал шаг, тяжело перевел дыхание. Станислав Владимирович с трудом удержался, чтобы не поморщиться: от Кошевского разило винным перегаром. А бывший однокурсник тем временем продолжал вкрадчивым голосом:
— Родилась идея скомпоновать монографию о гражданской войне в Галиции. И знаешь, о чем я тебя попрошу, Станислав?
Взял еще крепче под руку, склонился до самого уха:
— Помоги мне раздобыть что-нибудь из документов об акциях Юзефа Галлера [13] в девятнадцатом году. Очень тебя прошу, Стась! — Кошевский преданно заглядывал Жупанскому в глаза. Тот удивленно остановился. «Документы о Галлере?» Но ведь это то, о чем напоминал Кипенко! А Станислав Владимирович почти дал согласие Сергею Акимовичу написать именно об этом периоде. И вдруг — неожиданный конкурент...
— Говорят, что где-то в архивах должны быть документы о договоре Галлера с Пилсудским, о его секретных переговорах с командующим галицкой армии. Но где их искать? — допытывался Кошевский, пожирая профессора выпученными глазами.
13
Польский генерал проамериканского направления, который командовал польскими войсками во Франции во время первой мировой войны, а потом по заданию Антанты возглавил интервенцию на территории Западной Украины и вместе с Пилсудским организовал поход бело-поляков против молодой Страны Советов в 1920 году.
— Они тебе крайне необходимы? — спросил как бы между прочим.
— Боже! — даже взревел его спутник. — Помоги их раздобыть — и через два месяца я кандидат наук, а ты будешь иметь за это крупное вознаграждение. Говорю тебе как лучшему другу. А твой труд по истории Галиции выйдет стотысячным тиражом. Гарантирую!
— За два месяца кандидат? Так быстро? — задумчиво переспросил Жупанский и посмотрел на богослова-неудачника насмешливыми глазами.
— Разве ты не понимаешь? Да за такую диссертацию коммунисты не пожалеют не только...
Наверное, почувствовал, что сказал лишнее, прикусил язык, однако глазами продолжал сверлить Жупанского.
— Чего ты хочешь?
— Мне нужно иметь документы. Сниму копию и верну.
Станислав Владимирович наклонил голову.
— У меня нет таких документов, и единственное, что я могу тебе посоветовать, — пойти в областной архив. Больше ничем я тебе не помогу.
Кошевский, заметив встревоженность профессора, решил действовать еще назойливее.
— Неправду говоришь, Станислав. Я точно знаю — документы и некоторые фотокопии у тебя есть.
Профессор сделал вид, что сильно возмутился. Высвободил свою руку из объятий Кошевского, промолвил ледяным голосом:
— Выходит... — вдохнул как можно больше воздуха, чтобы спокойно закончить фразу: — Выходит, ты лучше знаешь, что у меня есть, а чего нет. Еще раз говорю тебе — этих документов, а также фотокопий у себя не держу.
— Тогда скажи точно, где их взять?
Жупанский пожал плечами. Смотрел прямо перед собой, давая Кошевскому возможность почувствовать, что он обижен. Бывший богослов надул щеки и нервно похрустывал пальцами.
— Хорошо! Все равно я тебе помогу. Когда к тебе зайти, Станислав, для более основательного разговора?
— Что ты имеешь в виду?
— Разве не помнишь? — улыбнулся Кошевский, глядя на профессора преданными глазами. — Твои очерки по истории Галиции.
Станислав Владимирович оживился. Всегда было приятно, когда кто-то интересовался его работой. Но...
— Не знаю, нужны ли они теперь кому-нибудь?
— То есть как! — воскликнул Кошевский. — Конечно, нужны. Ты хочешь сказать, что большевики тебя не издадут? — снова снизил он голос до шепота. — Но есть способ, Стась... Только услуга за услугу — достань, пожалуйста, хоть что-нибудь о Галлере. По крайней мере скажи, в каком архиве хранятся документы. А очерки будут изданы. Говорю тебе совершенно определенно.
Станислав Владимирович молчал. Он побаивался бывшего богослова, зная его коварство... И кроме того... Имеет ли он право считать работу законченной?
— Доверься, Станислав, я тебя не подведу. Если уж лучший друг не поможет... — не унимался Кошевский. — Выручи меня, а я в долгу не останусь. Честное слово!
Жупанский почувствовал, что его давний знакомый наглеет, что наступает решительная минута, когда нужно сказать: или или. «С кем вы, профессор Жупанский?» — вспомнилась фраза из статьи Линчука. Да, да, с кем он? С народом или с Кошевским?